Типология объемных композиций в культовом зодчестве конца XVII - начала XX в. на территории Брянской области (В. И. Плужников)

Брянская область включает в себя территории, принадлежавшие до революции Орловской, Черниговской и Могилевской губерниям. В архитектурном наследии здесь могли соединиться художественные мотивы и строительные приемы русского, украинского и белорусского зодчества.

Напомним, что в XIV-XVI вв. вся территория нынешней Брянской области входила в состав Великого Княжества Литовского. Ее западная половина принадлежала Польше до Андрусовского договора 1667 г. Андрусовский договор вернул России не только Гетманщину, но и Трубчевск, попавший под власть Польши по Деулинскому миру 1618 г., в дальнейшем более связанный с Орловщиной, чем с Украиной.

При анализе местного церковного зодчества необходимо учитывать разделение изучаемой территории епархиальными границами. Административно-гражданские границы в таком анализе играют меньшую роль. Во-первых, гражданские власти не всегда вмешивались в церковно-монастырское строительство^*, а во-вторых, епархиальные границы исследуемой зоны оказались куда более устойчивы, чем границы провинций и губерний. Так, восточная часть Брянщины в 1708 г. относилась к Киевской губернии, а в 1711 г. - к Смоленской^**.

^* (См.: П. М. Мрочек-Дроздовский. Областное управление России XVIII века до Учреждения о губерниях 7 ноября 1775 г., ч. 1. М., 1876, с. 336.)

^** (П. М. Мрочек-Дроздовский. Указ. соч., с. 23.)

Церковная администрация делила территорию нынешней Брянской области на западную и восточную половины. Западная, с городами Мглином, Суражем, Стародубом и Погаром, в начале XVIII в. входила в Ново-Северскую епархию, а со второй трети XVIII в. принадлежала более обширной Черниговской епархии. Земли, прилегающие к Брянску, Трубчевску, Севску и Карачеву, относились к южному островку Патриаршей области, которая в 1721 г. стала называться Синодальной и управляться Духовной дикастерией в Москве. Немного позднее основная часть этой зоны к западу от Карачева, включив в себя на юге Рыльск и Путивль, присоединилась к Крутицкой (Калужской) епархии. В 1764 г. вместе с Карачевом восточная Брянщина вошла в состав Севского и Брянского викариатства Московской епархии. В 1788 г. была образована Орловская епархия вместо Севской, которая незадолго до того была реорганизована из Севского викариатства^*.

^* (И. М. Покровский. Русские епархии в XVI-XIX вв., их открытие, состав и пределы, т. 2. Казань, 1913, с. 435-438, 544; "Историческая география России XII - начала XX вв.". под ред. А. Л. Нарочницкого. М., 1975, вклейка между с. 72 и 73.)

Из всех городов Брянщины в жизни официального православия наибольшую роль играл Севск, бывший то центром викариатства, то центром епархии (даже после ее переименования в Орловскую). В западной половине Брянщины, не подчиненной Севску в изучаемый период, выделяется Стародубье - район, весьма противоречивый в религиозном отношении. В период гетманщины (до 1783 г.) Стародуб был центром самого крупного из ее полков. Во времена польского владычества население Стародубья усиленно сопротивлялось католичеству и униатству, а в начале XVIII в. этот район стал одним из видных центров поповского старообрядчества. В 1783 г. стародубские раскольники от лица полутора тысяч старообрядцев обратились к правительству с намерением сблизиться с официальной церковью^*.

^* (А. Д. Доброклонский. Руководство по истории русской церкви, вып. 4. 1893, с. 384-385/)

Небольшой северо-западный участок области (примерно соответствующий Красногорскому району) был населен белорусами и принадлежал Польше до ее первого раздела.

В этой работе сравнительный анализ коснулся двух с половиной сотен произведений церковного зодчества на Брянщине. В их число, помимо храмов, входят несовременные им колокольни, приделы и трапезные. Источниками послужили фонды Сектора Свода памятников ВНИИИ МК СССР, личные зарисовки во время поездок по области, а также отдельные издания с изображениями культовых построек, не дошедших до наших дней^*.

^* (См.: А. А. Павловский. Всеобщий иллюстрированный путеводитель по монастырям и святым местам Российской империи, св. горе Афону. Нижний Новгород, 1907. "Сборник Орловского церковно-археологического общества", т. 2. Орел, 1906; "Вопросы реставрации", № 13 ("Известия имп. Археологической комиссии", № 52). СПб., 1914; "Живописная Россия", т. VII, ч. 1, 1900; "Русская архитектура первой половины XVIII в." под ред. И. Э. Грабаря. М, 1954. См. также зарисовки автора в настоящем издании, с. 184-198.)

Наиболее древние архитектурные памятники на территории области очень малочисленны и известны нам лишь фрагментарно. Судить по ним о каких-либо тенденциях в типологической эволюции весьма ненадежно. Практически самые ранние храмы Брянщины, которые сегодня можно включить в хронологически непрерывный типологический анализ для выявления предпочтительных форм в разные периоды, построены в последней четверти XVII в.

Самые яркие произведения этого времени - Христорождественский собор в Стародубе (№ 1) и Сретенская церковь Свенского монастыря (№ 3) -связаны с украинским зодчеством. Однако в их облике есть черты, которые укоренились в московской архитектуре к концу XVII в. Трехкамерная композиция грузного стародубского собора целиком принадлежит украинской традиции, но кокошники над карнизом свойственны московскому зодчеству. Другая трехкамерная композиция - Сретенская церковь в Свенском монастыре включает в себя редкий для московской архитектуры шестерик, хотя в целом близка "нарышкинским" храмам развитой симметрией всех фасадов при древнерусской трехапсидности. Украинские черты не проступают столь очевидно в церкви Воскресения на Бережках в Карачеве. Это здание, появившееся у восточной границы нынешней Брянской области, имеет уникальную объемную композицию: к крупному восьмерику над двусветным четвериком верхнего этажа примыкает цилиндрический столп с винтовой лестницей внутри^*. Об общем характере архитектурных вкусов в интересующей нас зоне по таким произведениям судить трудно, хотя очевидна их малая зависимость от московского влияния.

^* (Лестница ведет из трапезной к келье под куполом башни и выходит на свод восьмерика, завершающего храм. В келье висел вестовой колокол для оповещения иноков о приближении татар ("Историческое описание... Орловской епархии", с. 351).)

Колокольни XVII в. не сохранились. По изображениям известны колокольни при Покровском соборе (№ 2) в Брянске и в Свенском монастыре (№ 3). Основание свенской колокольни имело больше граней, чем ярус звона, что говорит о переделке ее верха сообразно изменившимся вкусам. Эта колокольня была столпообразной, а колокольня Покровского собора имела ярусную композицию из двух убывающих кверху четвериков под восьмериком звона. При несходстве общих композиций обе колокольни завершались шатрами с крутыми гранями, прорезанными слухами в трех уровнях.

Архитектура начала XVIII в. более однородна и в то же время менее оригинальна, чем храмы конца XVII в. В местном зодчестве этого периода еще нет ни яркого своеобразия, ни цельности. В этом отношении оно сближается с архитектурой на территории соседней Орловской области. Брянские церкви Введения (№ 11) и Покрова (№ 12) (пятиглавые, трехапсидные, на подклетах) принципиально похожи на церкви рубежа XVII- XVIII вв. в Мценске, Волхове, Ливнах. Типологически они связаны с московской архитектурой раннепетровского времени. Весьма близок к московским образцам и собор Спасо-Преображенского монастыря под Севском (№ 13)^*. Фасады всех каменных храмов первой четверти XVIII в. имеют "нарышкинский" декор.

^* (Наиболее яркие отличия этого памятника от перечисленных зданий связаны с позднейшими переделками.)

Деревянные церкви того же периода (в селах Пушкино-Коростовка (№ 14) и Бобрик (№ 15) гораздо скромнее каменных, но в силуэтах и пропорциях они кажутся менее зависимыми от московской архитектуры XVII в. Венчающие восьмерики и граненые алтари этих зданий, видимо, надо связывать прежде всего с традициями украинского и белорусского зодчества, где такие объемы с подобными пропорциями появились раньше, чем в русской архитектуре.

Архитектурные памятники второй четверти XVIII в. малочисленны, однако они гораздо оригинальнее построек начала столетия, и зависимость от архаичных московских прототипов здесь уже не ощущается. Элементы московского зодчества петровской эпохи группируются иной раз в довольно странную композицию (Воскресенская церковь (№ 24) в Брянске, в которой типично петровский алтарь с прямоугольными выступами по бокам полукружия примыкает к четверику). Уцелевшие каменные храмы декорированы в формах барокко, причем мотивы московской архитектуры выражены слабее, чем приемы украинского и петербургского зодчества.

В этот период на Брянщине появляются церкви с двухосно-симметричной основой плана. Помимо деревянных храмов в Старом Ропске (№ 17) и в Новом Ропске (№ 18), продолжающих центрические традиции в украинском культовом зодчестве, сохранились и крупные каменные церкви, в облике которых украинские черты сплетены с композиционными приемами московской и петербургской архитектуры. Так, церковь Михаила Архангела в Карачеве (№ 19), с одной стороны, близка четырехлепестковым постройкам Подмосковья, но, с другой стороны, в общих пропорциях и во внутренней отделке^* заметно сходство с украинскими храмами. Очень крупный Успенский собор (№ 23) Свенского монастыря, возведенный в середине века по проекту И. Ф. Мичурина, в какой-то мере должен был воспроизвести композицию Нового собора в московском Донском монастыре^**. Однако собор Свенского монастыря мало похож не только на собор Донского монастыря, но и на типичные московские постройки. В отличие от прообраза, здесь уже нет полукруглой апсиды с восточной стороны: алтарь со слабым плоским выступом наружу вписан в кубический объем здания. Зато в объемную композицию храма включен большой полукруглый притвор с характерным украинским порталом. В фасадах же и в трактовке пятиглавия господствуют приемы зрелого барокко скорее в петербургском, нежели в московском варианте.

^* (Первоначальный фасадный декор скрыт под штукатуркой XIX в.)

^** (См.: "Русская архитектура первой половины XVIII в.", под ред. И. Э. Грабаря, с. 268.)

Во второй четверти XVIII в. видную роль в завершениях церквей стал играть восьмерик. Пятиглавие, бывшее до сих пор основным вариантом завершения, появляется либо в типично украинской расстановке глав по странам света, над крестообразным объемом (Ропск), либо в петербургской трактовке (Свенский монастырь)^*. Оба варианта одинаково далеки от допетровских схем московского зодчества.

^* (Ср. с иллюстрациями к статье: Т. П. Федотова. К проблеме пятиглавия в архитектуре барокко первой половины XVIII века. - "Русское искусство барокко", под ред. Т. В. Алексеевой. М., 1977, между с. 80 и 81.)

Ядро храмов почти всегда имеет форму четверика (кроме деревянной церкви в Старом Ропске (№ 77), где западные углы четверика скошены). Трапезная, как и раньше, не превосходит по ширине ядро храма. Формы алтаря довольно разнообразны. Кроме наиболее распространенных пятигранников, встречается полукружие (церковь Михаила архангела в Карачеве, № 19), полукружие с прямоугольными флангами (церковь Воскресения в Брянске, № 24), прямоугольник при боковых сторонах заподлицо с четвериком (Преображенская церковь Свенского монастыря, № 20) и, наконец, алтарь с прямоугольным пространством, скрытый в объеме храма (собор Свенского монастыря, №23).

Барокко на территории нынешней Брянщины уступает место новому стилю с большим запозданием. Хотя классицизм в храмовом зодчестве появляется здесь весьма рано (Воскресенский собор в Почепе, 1765-1771 гг. (№ 37), по проекту Валлен Деламота), третью четверть XVIII в. можно считать периодом наибольшего распространения барочных форм, в том числе и форм украинского барокко: например, восьмерики с неравными гранями, как в церквах в с. Овчинец, Кабаличи (№ 38); "вздутые" у основания кровли, как в церкви Богоявления в Стародубе (№ 41). В это время преобладают мотивы московской архитектуры первой половины XVIII в. - с крупными восьмериками: церкви в Отрадном (№ 28), Бежице (.№ 29), Новоселках (№ 35), Удельных Утах (№ 32); Горне-Никольская (№ 26) и Тихвинская церкви в Брянске (№ 30), Вознесенская церковь в Севске (№ 36) (обычно на двусветных четвериках). Фасады этих зданий, заметно отставшие от столичных вкусов, иной раз имеют декор раннепетровского характера: Горне-Никольская церковь в Брянске (№ 26), церкви в Бежичах (№ 29) и Новоселках (№ 35). Все эти здания построены в Брянске или недалеко от него. К архитектуре орловской зоны близок храм с. Юрасово в Карачевском районе (№ 42). Широкий восьмерик этого здания, несущий яйцевидный купол, покоится на высоком, хотя и односветном четверике.

Не только четверик выступает в роли ядра храма. Здесь отказ от привычных форм (церковь в Хотылеве, № 31) созвучен двухосно-симметричной группировке объемов. Сохраняется разнообразие и в форме алтарей. На востоке и северо-востоке области неоднократно встречается барочное сочетание полукружия с прямоугольными выступами по бокам. В Брянске как анахронизм еще появляется трехапсидный алтарь (Горне-Никольская церковь, № 26). Наиболее распространенные в эпоху барокко граненые алтари встречаются в самых разных местах области (зоны Брянска, Новозыбкова, Севска, Стародуба, Суража, Трубчевска). Прямоугольный алтарь, помимо простейшей формы, используемой как в деревянном строительстве (Высокоселище, № 33, Курово, № 191), так и в каменном (Кабаличи, № 38), приобретает барочное округление (Юрасово, № 42).

Последняя четверть XVIII в. на территории Брянщины ознаменовалась особым богатством архитектурной типологии. За короткое время появилось много храмов с оригинальной композицией: в Понуровке (№ 45), Старом Задубенье (№ 51), Забраме (№ 43), Радогощи (№ 62), Ляличах (№ 72); колокольня Каташинского монастыря (№ 54), Троицкая церковь (№ 55) и Вознесенская церковь (№ 49) в Клинцах, колокольня Троицкого монастыря (№ 57) в Севске, Троицкая церковь в Погаре (№ 58), церковь на кладбище в Почепе (№ 71). Среди оригинальных произведений этого периода видное место принадлежит зданиям, возведенным на юго-западе области. На других этапах роль данной зоны в типологическом обновлении архитектуры была менее значительна.

Преобладающим стилистическим направлением остается барокко. Наиболее эффективно оно теперь проявляется в группировке объемов, а не в отделке фасадов. Обильный барочный декор, свободный от примеси иных стилей, встречается теперь очень редко.

Традиционные планировочные схемы, унаследованные от конца XVII и первой половины XVIII в., встречаются в этот период нечасто и притом только в городах: Троицкий собор в Трубчевске, перестроенный в 1784 г. (№ 59); церковь Покрова в том же городе (№ 64); церковь Петра и Павла в Севске (№ 48). Зато распространяются эффектные центрические постройки, уцелевшие главным образом в сельской местности. Они очень разнообразны в группировке объемов и в вариациях фасадного декора. Порой явно барочное сооружение вообще лишено фасадных украшений (Старое Задубенье, № 51).

Для этого периода характерно появление явных приемов классицизма в постройках с преобладанием барочных черт. Характерно, что такими новшествами оказываются не столько элементы декора, сколько пространственно-планировочные принципы. Специфическую окраску объемным композициям придает воздействие украинского и белорусского зодчества. Она проявляется то в нерасчлененных по вертикали двусветных рукавах планировочного креста (Понуровка, № 45), то в характере "банной" кровли над четвериком (Селец, № 47), то в чередовании крупномасштабных изогнутых поверхностей (Каташин, № 54). Иногда формы украинского зодчества становятся определяющими: теплый храм Каменского монастыря в с. Забрама (№ 43), колокольня Троицкого монастыря в Севске {№ 59).

Постройки классицизма в последней четверти XVIII в. становятся редкими и разрозненными. В более скромных произведениях чувствуется зависимость от барочных композиций с утяжеленными гранеными объемами (Витовка, № 53, Юшино, № 69). Самые яркие творения классицизма очень непохожи на предшествующие местные храмы. Такова церковь в с. Радогощь (№ 62), завершенная тремя ротондами и включившая угловые ротонды в основной базиликальный объем. Необычна и грандиозная по размерам и силе образа церковь в Ляличах (№ 72), построенная по проекту Кваренги. В оригинальности замысла и в его оформлении этим двум постройкам уступает кладбищенская церковь в Почепе (№ 71). Фасады этого храма, построенного на рубеже XVIII и XIX вв., очень строги и предвосхищают лаконизм ампира, в целом мало характерного для Брянщины.

Единственный и весьма яркий образец псевдоготики XVIII в. - храм в с. Великая Топаль (№ 52). Он снабжен двумя колокольнями, которые вопреки русским традициям вынесены на северный фасад.

Среди деревянных построек только храм в с. Гудово (№ 126), построенный в 1778 г. и капитально переделанный в 1820-е-1830-е годы, можно отнести к произведениям классицизма. Остальные деревянные сооружения конца XVIII в. не связаны с ордерной архитектурой и тяготеют либо к украинскому зодчеству: церковь в с. Красный Рог (№ 44), церкви Вознесения (№ 49) и Троицы (№ 55) в г. Клинцы, церкви в с. Старый Кривец (№ 67), в с. Дареевичи (№ 68), либо к деревянной архитектуре Центральной России: церкви в с. Заречное (№ 63), Бобрик (№ 66), Яловка (№ 65).

В этот период, представленный значительным числом памятников, совсем мала доля храмов с таким одноосным планом, при котором четверик шире алтаря, но уже трапезной. Эти храмы и церкви, с одинаковым поперечником четверика, алтаря и трапезной, всегда имеют в завершении восьмерик или одноглавие, притом ни одна из этих построек не принадлежит классицизму.

Осевые планы, унаследованные от древнерусского зодчества, уступили место планам с явной тенденцией к центричности. Это выражается либо в отказе от обособленности восточного фасада в облике здания, либо в достаточно резком выделении поперечной оси (обычно - благодаря северной и южной пристройкам к четверику). Второй вариант чаще всего встречается в деревянных храмах.

Трехапсидный алтарь встречается в это время только раз - в храме Каменского монастыря (с. Забрама, № 43). Однако и в этом памятнике боковые апсиды, гораздо меньшей высоты и иной формы, принадлежат приделам, достаточно обособленным от ядра храма.

Трехчастный алтарь с прирубами жертвенника и дьяконника встречается и в деревянном строительстве этого периода только раз (Старый Кривец, № 67), хотя подобный мотив воспроизводят каменные храмы в Понуровке (№ 45) и в Ляличах (№ 72).

В последней четверти XVIII в. преобладающей формой алтаря становится прямоугольный выступ. Эта форма, связанная со все большим отходом от допетровских схем церковного строительства^*, появляется одинаково часто как в каменных, так и в деревянных постройках. Распространение прямоугольного алтаря в конце XVIII в. надо связывать не с технологической простотой (особенно для деревянного зодчества), а с воздействием столичных образцов второй половины столетия. Иногда за прямоугольной оболочкой алтаря скрыто пространство, по традиции расчлененное полукружиями (Петропавловская церковь в Севске, № 48).

^* (Прямоугольный алтарь употреблялся не раз и в древнерусском зодчестве. Однако ведущим типом он тогда не был и может восприниматься скорее как обобщение трех равных апсид, вытянутых на восток. Не случайно пространство такого алтаря разделялось на три части арками, стенками или полукружиями внутреннего плана.)

Граненые алтари, которые укоренились в русском церковном зодчестве с распространением барочных форм, встречаются теперь вдвое реже, чем прямоугольные, но гораздо чаще, чем округлые алтари. Граненые апсиды равномерно встречаются в деревянных и в каменных храмах, - как в городских, так и в сельских церквах.

Совсем малочисленны здания с округлыми алтарями. В каждом из таких памятников - церкви в с. Посудичи, Старое Задубенье (№ 51), Ляличи (№ 72), Троицкая церковь в Погаре (№ 58) -апсида имеет мало общего с традиционными полукружиями алтарей. Особенно непохожа на прежние алтари апсида храма в Старом Задубенье (№ 51). Ее объем в виде почти полного цилиндра словно приставлен к короткому прямоугольному переходу от ядра храма.

Среди завершений храма восьмерик по-прежнему остается господствующим типом и для каменных и для деревянных зданий. Несложная форма восьмерика предстает в разных вариантах и в разных сочетаниях с несущим объемом. Благодаря этому завершенные восьмериком композиции конца XVIII в. довольно многообразны. В каменных зданиях наиболее привычно восьмерик выступает тогда, когда завершает собой двусветный четверик Георгиевского собора в Трубчевске {№ 59) на высоком подклете и невысокий Покровский храм (№ 64) в том же городе.

Широким восьмериком в его обычном варианте завершены четверики храмов в с. Заречное (№ 63) и Яловка (№ 65). В Троицкой церкви г. Погара (№ 58) восьмерик сильно вытянут вверх и, созвучно избыточному барочному декору фасадов, утяжеляет композицию с четырехлепестковой основой, которую малоорганично дополняет криволинейный притвор.

В других каменных постройках объемная характеристика восьмерика становится иной. На церкви в с. Солова (№ 61) грани восьмерика по странам света значительно шире промежуточных. Барочной неравномерности граней отвечают лучковые изгибы карниза над широкими станками и люкарны с бровкой на диагональных осях восьмерика, а также усложненная ритмика в центрическом плане здания и в объемной композиции колокольни.

Странный вариант восьмерика с неодинаковыми гранями использован в упоминавшемся храме с. Старое Задубенье (№ 51). Здесь более широкие грани (по странам света) вынесены от центра наподобие ризалитов или коротких рукавов креста, между которыми идут наискось узкие заглубленные грани по диагоналям.

В двух центрических постройках - монастырская церковь в с. Забрама (№ 43) и церковь в с. Понуровка (№ 45) - габариты восьмерика резко сокращены по сравнению с несущей основой, однако это завершение все же нельзя назвать малым восьмериком. Малый восьмерик, опирающийся не на стены, а на свод и сыгравший заметную роль в столичном зодчестве по мере развития барочных принципов, не проявился в каменной архитектуре Брянщины.

На деревянных храмах, которым свойствен скупой фасадный декор, завершающий восьмерик с равными гранями обычно кажется более громоздким, чем каменные восьмерики. Обычно фасадная пластика на каменных восьмериках вносит большое разнообразие в геометризм несложной схемы. К концу XVIII в., когда барокко уже в полной мере проявило свои возможности и утратило привлекательность новизны, его сменяет классицизм с изысканной точностью линий и глубоко прочувствованной пропорциональной связью объемов и плоскостей. Благодаря этому в большем числе вариантов предстает и восьмерик, завершающий деревянные церкви.

Когда широкий восьмерик под храмом делали низким и завершали крутой кровлей, пространственный силуэт здания становился более энергичным и цельным (церковь в с. Дареевичи (№ 68) - с восьмигранным ядром храма). В других случаях (Вознесенская (№ 49) и Троицкая церкви (№55) в Клинцах) восьмерик превращен в монументальное основание для сложной группы из пяти трехъярусных глав. Мотив постепенно развертывающихся граней повторяется на шести уровнях: в двух ярусах алтаря, в широком восьмерике, в повороте постаментов под малыми главами, в основании центральной главы и в ее промежуточном ярусе. Таким образом, в этих произведениях широкий восьмерик из главного акцента превратился во второстепенное, хотя и крупное звено сложной декоративной композиции.

В деревянном строительстве, как и в каменном, встречаются восьмерики с чередующейся шириной граней. Здесь, в непосредственном соседстве с Украиной и Белоруссией, данный прием воспринимается как отражение архитектуры этих регионов.

Лишенные постоянных добавок в духе барокко или классицизма, широкие восьмерики с высокими равными гранями вытесняются в этот период восьмериком меньшей высоты (Бобрик, № 66) или с небольшим поперечником (старый Кривец, № 67). В общей композиции и те и другие играют подчиненную роль по отношению к несущему объему.

В последнюю четверть XVIII в. в архитектуре Брянщины появляется крупное ротондальное завершение, которое немного позже почти полностью заменит восьмерики. Ротондальный верх в конце XVIII в. имеют только постройки с несомненными чертами классицизма (Радогощь (№ 62), Ляличи (№ 72), Брасово (№ 50).

Пятиглавие в этот период известно в двух памятниках. В одном случае (Забрама, № 43) боковые главы поставлены над рукавами планировочного креста (т. е. по странам света, по-украински). В другом случае (церковь Троицы (№ 55) и Вознесения (№ 49) в Клинцах) пятиглавие стоит на широком восьмерике, объединяясь с ним в эффектную и сложную композицию. Эти храмы построены на территории бывшей Черниговской губернии, где в XVIII-XIX вв. пятиглавие не раз появляется в формах, далеких от московского зодчества.

Колокольни Брянщины, построенные в последней четверти XVIII в.г не обладают большим стилистическим и типологическим разнообразием, хотя неодинаковы по высоте, числу ярусов и характеру завершений. В подавляющем большинстве колоколен вертикальная ось объединяет квадратные в плане объемы. Реже встречаются созвучные барокко восьмигранные ярусы и кубические объемы со срезанными углами. Однако безусловно барочный характер имеют лишь колокольни в Старом Задубенье (№ 51 ), Каташине (№ 54) и Солове (№ 61).

В отличие от центральной и северной России Брянщина отказалась от архаичных колоколен довольно рано. Среди храмов конца XVIII в. только один (деревянная церковь в с. Бобрик (№ 66), перестраивавшаяся в 1830 г.) имеет шатровую колокольню. Мотивы старинной украинской архитектуры преобладают в монументальной колокольне Троицкого монастыря в Севске (№ 59), которая в прошлом имела покрытие в виде колокола.

Одиночными образцами представлены и другие типы колоколен, уже не имеющие отношения к допетровскому зодчеству. Это парные псевдоготические колокольни церкви в с. Великая Топаль (№ 52), далеко расставленные на флангах колоннад колокольни при церкви в Ляличах (№ 72) и ротондальный ярус звона над входом в храм, уравновешивающим прямоугольный алтарь с ротондальным верхом, в с. Радогощь (№ 62). Однако эти яркие исключения из основной группы колоколен Брянщины не вызвали здесь подражаний. Вообще в XVIII в. на территории области не удается проследить распространения новых архитектурных форм и приемов из каких-либо местных центров. Можно было бы ожидать, что источниками таких импульсов окажутся Брянск (крупный административный центр этой зоны), Севск (религиозный центр, утвержденный в этой роли высшей светской властью) или Стародуб (центр общественной и религиозной жизни русских в период подчиненности западной Брянщины Польше, ставший впоследствии крупнейшим очагом раскола благодаря традиционной религиозной самодеятельности при значительной удаленности от столичного надзора). Из этих трех центров наибольшее творческое оживление чаще наблюдалось в зоне Стародуба, а наименьшее - в районе Севска. Видимо, на архитектуре Севска отразилась консервативная роль этого церковно-административного центра. Распоряжения Сената и Синода не стимулировали творческую энергию зодчих на Брянщине. Обновление местной архитектуры зависело прежде всего от инициативных заказчиков, которые обладали большой независимостью во вкусах и могли приглашать столичных мастеров.

Несколько запоздалый, но одновременный переход к классицизму в самом начале XIX в. внес в местную архитектуру художественную продуманность форм, при которой не требовались дорогостоящие работы ради полновесного эмоционального эффекта. Однако при этом зодчество Брянщины стало менее индивидуальным, более робким в постройках средних и малых размеров. В крупных же произведениях нередко чувствуется компромисс между новыми тенденциями в художественном оформлении и объемно-пространственной инертностью. В таких зданиях легкий декор классицизма накладывается на утяжеленные объемы и преображает не весь архитектурный организм, а только фасады.

Первая четверть XIX в. в архитектуре Брянщины выделяется стилистической однородностью. Художественно-образная сторона церковного строительства в большой степени подвергается централизованной регламентации. 13 декабря 1817 г. вышел обширный именной указ " Об устройстве городов и селений"^* с многочисленными детальными предписаниями. Этот указ унифицировал облик населенных пунктов, делая их более геометризованными и монотонными по цвету. При этой упрощающей унификации повышалась роль архитектурной акцентировки культовыми зданиями. В 35-м пункте Указа говорится: "Не позволяется заводить церквей в селениях иначе, как на площадях; среди же обывательских домов построение строго воспрещается".

^* ( "Полное собрание законов Российской империи", т. XXXIV, № 27180.)

Деревянное храмовое строительство в этот период оказалось парализованным более чем на треть века. Причиной тому был указ от 26 декабря 1800 г., в котором формально речь шла только о том, что вместо сгоревших церквей новые деревянные строить не следует. Однако более поздние акты, разрешавшие в порядке исключения возводить деревянные храмы в Сибири^* и Грузии^**, говорят о расширительном толковании этого указа при новом императоре. Об этом же говорит и проверка данных обо всех церквах (в том числе и о несохранившихся), построенных в Орловской и Черниговской губерниях, между которыми прежде распределялась территория Брянской области. Оказывается, что до отмены этого указа в 1835 г.^*** его соблюдали довольно строго^****.

^* ( "Полное собрание законов Российской империи", т. XXVII, № 20477а.)

^** ("Полное собрание законов Российской империи", т. XXV, № 27605.)

^*** ("Полное собрание законов Российской империи", 2-е собр., т. X, № 8517 ("Разрешение впредь строить деревянные церкви повсеместно").)

^**** (В Орловской епархии за это время были построены деревянные церкви: в с. Никольское-Рябенки, Болх. у., 1801 г.; в с. Городище, Брян. у., 1824 г.; в с. Фошня, Брян. у., деревянный придел 1828 г. к каменному храму 1795 г.; в с. Трофимово. Дмитр. у., 1820 г.; в с. Образцово. Карач. у., 1816 г.; причем ни одну из них не возвели на месте сгоревшей (см.: "Историческое описание... Орловской епархии...", с. 100, 117, 152, 215, 379). В Черниговской епархии к этому указу относились чуть посвободнее. Здесь за срок его действия возвели две деревянные церкви на месте сгоревших: в с. Черняховка, Нежинский у., 1823 г.; в с. Бровары, Остерский у., 1823 г. (см.: Е. Корноухое. Указ. соч., с. 33).)

Действие указа 1800 г. имело и количественные и качественные последствия. Сократился общий объем церковного строительства, так как было фактически запрещено возведение деревянных храмов, что было доступно заказчикам средней руки. Впоследствии синодальное руководство ходатайствовало перед царем об обмене указа^*. Тот же указ ускорил вытеснение барочных форм из церковного зодчества формами классицизма, который позволял придать зданию представительный облик простыми средствами. Во всяком случае, для Брянщины 1800 г. довольно четко делит период преобладания барокко и период полного господства классицизма.

^* (См.: "Северная пчела". 1835 г., № 249 за 4.XI, с. 993-994.)

В это время совсем выходят из употребления осевые планы допетровского типа - с последовательным расширением объемов от алтаря к трапезной. Четверики ряда церквей, построенных в XVIII в., получают крупные пристройки с юга и севера, ориентированные поперек продольной оси (Людково, № 88, Овчинец, № 34). Становятся господствующими центрические композиции с нивелировкой восточного фасада. К центрическим схемам близка и такая группировка объемов, при которой подчеркивается поперечная ось здания (Ильинская церковь в Почепе, № 95).

Крестообразные планы, где центральный объем по площади не превышает примыкающих к нему рукавов, в этот период встречаются гораздо реже, чем двухосно-симметричные планы более зрелых типов. Преобладают планы с крупным квадратным ядром, дополненным меньшими объемами с четырех или с двух сторон. Реже используется округлое ядро с подобными дополнениями (Кузнецы, № 103; Филипповичи, № 101) или восьмигранник (Новая Романовка, № 96; Высокое, № 90). Простая геометрическая форма, в которую можно вписать весь план, встречается очень редко (Чернетово, № 89). В церкви с. Гринево (№ 82) четверик срастается с цилиндрическими объемами, врезанными в его углы, и превращается в форму, очень далекую от привычных четвериков.

Вытянутые планы с едиными фасадными плоскостями алтаря, четверика и трапезной в этот период можно рассматривать как компромисс между традиционными осевыми схемами и центрическими композициями, влияние которых все же доминирует (Крестовоздвиженская церковь в Севске (№ 81), деревянная Рождествено-Никольская церковь в Новозыбкове {№ 104)). В таких постройках это воздействие центрических тенденций проявляется и в сходстве восточного фасада с остальными.

Тенденции к центричности связаны с акцентировкой ядра храма в композиции здания. Этим объясняется и то, что во многих произведениях колокольня не играет ведущей роли (Серовка (№ 75), Болыкино (№ 83), Лутна (№ 86), Площанский монастырь {№ 93), Овчинец, Казаричи (№ 98), Филипповичи (№ 101), Гудово (№ 126), Брянск - Горне-Никольская церковь (№ 125) и Троицы в Бежичах (№ 128)).

В постройках этого времени трехапсидные алтари неизвестны. Эта форма противоречит центростремительной группировке объемов. Характерно, что даже пятиглавые храмы этого времени не имеют таких алтарей, хотя в прошлом два эти признака часто сопутствовали один другому. Вряд ли верно видеть намеки на трехапсидность в восточных полукружиях церкви в с. Гринево (№ 82). Цилиндры, встроенные в кубическую основу этого храма по всем четырем углам, переходят в главы и даже в своем нижнем членении превышают алтарный выступ по центру восточного фасада.

Полукруглые апсиды не имеют в плане многоцентровой дуги, переходящей в параллельные стены алтаря, что было свойственно древнерусской архитектуре и сохранялось в постройках XVIII в. Теперь круглая апсида бывает только частью цилиндра. Это облегчает ее включение в группу из простых объемов с ясно читаемой схемой построения. Простейшую геометрическую схему полуциркульного алтаря оживляло прямоугольное расширение при переходе от апсиды к ядру храма (Серовка, № 75; Высокое, № 90; Великий Бор, № 91).

Граненые апсиды совсем исчезают из каменной архитектуры. Они уходят даже из деревянного строительства, хотя здесь специфика материала подсказывает граненую форму вместо полукружия. Показательно, что деревянный Преображенский храм в Клинцах (№ 114), построенный старообрядцами - ревнителями старины, имеет прямоугольный алтарь, а к середине южного и северного фасадов примыкают пятигранные выступы, напоминающие граненые алтари XVII-XVIII вв.

Вообще прямоугольные алтари в этот период становятся очень распространенными. Плоской и достаточно широкой стене алтаря легче придать композиционную определенность, чем узкому участку посреди плавного или уступчатого граненого заворота, который соединяет представительные фасады храма. Прямоугольный алтарь, вытянутый с севера на юг, хорошо включался в центрические композиции со слабо выраженной крестообразностью плана. Помимо эстетических достоинств, такой план позволял легко разместить приделы в боковых рукавах креста, вытянутых с запада на восток. Прежние центрические планы со значительным выносом концов креста и их граненой либо скругленной формой были для этого менее удобны. Прямоугольные алтари со скругленными углами на Брянщине встречаются редко (Крестовоздвиженская церковь в Севске, №81).

Развитие компактных центрических композиций с выделением ядра храма закрепляло второстепенную роль трапезной в общем облике церковного здания. Трапезная нигде не превосходит храм по ширине и редко имеет представительные фасады (Духовская церковь Площанского монастыря, № 93) даже при значительной площади (Крестовоздвиженская церковь в Севске (№ 81), собор Покровского монастыря под Климовом (№ 116), церковь в Серовке (№ 75)). Показательна деревянная церковь в Болыкине (№ 83), где у трапезной, завершенной сферическим сегментом ради монументальности общей композиции, двухосные фасады подчеркивают подчиненный характер этого объема как связки между храмом и колокольней.

В завершениях храмов громоздкий восьмерик с постепенным, но неплавным разворотом граней уступает первенство широкой ротонде под полусферой - монументальному и геометрически ясному объему. Ротондальное завершение иногда сближается с одноглавием (Болыкино, № 83), которое перестает походить на традиционное и становится очень скромным в размерах, приобретая характер компактного и звучного акцента на оси купола.

Распространение ротонд над ядром храма повлияло и на такие выразительные типы завершения, унаследованные от прошлого, как восьмерик и пятиглавие. Пространственная развитость и весомость пятиглавия в принципе мало отвечают компактности и геометрической простоте, которые свойственны зрелому и позднему классицизму. Ради сближения с новым стилем пятиглавие лишается прежде всего луковичных силуэтов. Шеи глав становятся более внушительными, чем их покрытия. Кроме того, боковые главы всегда подчиняются центральной (собор в Мглине (№ 100), собор Покровского монастыря под Климовом (№ 116)) и порой сливаются с несущим объемом (церковь в Гриневе (№ 82), Рождествено-Никольская в Новозыбкове (№ 104)). Как и в конце XVIII в., пятиглавые храмы встречаются только в западной части Брянщины.

Восьмерик, завершающий храмы этого периода, предстает в различных вариантах. Широкий восьмерик с равными гранями малотипичен, хотя и встречается (Семячки (№ 84), Казаричи (№ 98), Рожны (№ 113)). В большинстве памятников выразительность привычной геометрической схемы исчезает. В одних случаях это происходит из-за уменьшения высоты восьмерика, тогда он сливается с несущим объемом подобного плана (Болыкино (№ 83), Высокое (№90)).

В других случаях сильная трансформация превращает восьмерик в более сложный объем путем пластического усиления граней по странам света. Так, на Старо-Никольской церкви в Стародубе (№ 85) они раздвинуты от центра наподобие ризалитов, а на Ильинской церкви в Почепе (№ 95) увенчаны фронтонами над тройным итальянским окном. Промежуточные грани восьмерика трактованы здесь как сопряжения в четверть цилиндра. В модификации восьмерика Ильинскому храму в Почепе близка Сретенская церковь в Тручевске (№ 99), хотя там нет фронтонов и выкружек между основными гранями. В таких постройках восьмерик сходен с четвериком, приподнятым на высокий пьедестал основного этажа.

Как и храмы, колокольни первой четверти XIX в. стилистически однородны. В их облике уже почти нет барочных элементов, не говоря уже о допетровских. В колокольне собора в Трубчевске (№ 111) ослабленные барочные мотивы (грузная фасадная пластика, люкарны, тяжелый шпиль) оправданы тем, что она пристроена к крупному барочному зданию, и этот колорит остался определяющим. Из барочных мотивов дольше всего сохраняются крутая кровля и криволинейная кровля с переломом, что вносит некоторую неординарность в облик довольно заурядных колоколен при церкви в с. Лутна (№ 86) и при Ильинской церкви в Почепе (№ 95).

Восьмигранные ярусы становятся большой редкостью даже на уровне звона, хотя здесь объем пронизан внешним воздухом, а звук разносится во все стороны, и это оправдывает использование цилиндров и многогранников. Равносторонний восьмерик употреблен только в деревянной колокольне при церкви в Высокоселище (№ 112), а в каменных колокольнях верхний ярус иной раз зрительно облегчен срезкой углов у квадратного в плане объема (церкви в Лутна (№ 86), на Бережках в Карачеве (№ 105)).

Двойные колокольни у храмов на территории Брянской области совсем малочисленны и разнохарактерны. Они не образуют сколько-нибудь цельной группы, тогда как, например, подобные храмы Москвы и Петербурга с их пригородами имеют между собой много общего. Самый поздний из храмов с двумя колокольнями, уцелевший на Брянщине, построен в 1815 г. в с. Казаричи (№ 98). Этот храм тяжел во внешних объемах и необычен по расстановке колоколен: они поставлены на поперечной оси симметрии здания и прижаты к северному и южному фасадам по их центру.

Распространение классицизма привело к частому употреблению пространственных портиков, что еще в конце XVIII в. было мало-характерно для Брянщины. Этот мотив быстро забудется в следующий период, однако в начале XIX в. играет важную роль архитектурно-воздушной зоны или роль внешнего помещения перед замкнутыми и строгими объемами. Четырехколонный портик под фронтоном, значительно вынесенный к северу или к югу от ядра храма (Крестовоздвиженская церковь в Севске (№ 81), Старо-Никольская церковь в Стародубе (№ 85), собор в Мглине (№ 100), храмы в селах Великий Бор (№ 91), Высокое (№ 90), Новая Романовка (№ 96), Кузнецы (№ 103), Рожны (№ 113), Найтоповичи (.№ 118), Дареевск (№ 119)), появляется и в расширительных пристройках к деревянным храмам (Людково (№ 88), Овчинец). Этот элемент, значительно повышающий представительность зданий и ослабляющий осевую направленность всей композиции, имеет многократные отзвуки в глухих портиках (из пилястр или полуколонн). Формально не меняя объемной схемы здания, глухие портики создают иллюзию пространственного обогащения и потому очень важны для восприятия объемной композиции с таких расстояний, на которых, помимо силуэта, ощутима и фасадная структура.

Для второй четверти XIX в. на Брянщине характерна наибольшая стилистическая неустойчивость. С 1840-х годов отчетливо проявляется эклектичное стилизаторство. Его первые образцы появляются не в зоне Брянска и не в зоне Севска (как можно было бы ожидать, учитывая особое значение этих городов), а на юго-западе (церковь Петра и Павла в Клинцах (№ 137), деревянная церковь в с. Горчаки (№ 147)). В то же десятилетие на северо-западе Брянщины в с. Голубея возводится оригинальный храм, в котором аскетическая строгость фасадов чужда пропорциональности ампира и тем более многословию стилизаторства. Интересно, что этому четырехстолпному и трехапсидному храму приданы черты сходства с древнейшими русскими церквами.

На северо-востоке области, тяготеющем к Брянску, в этот период продолжает преобладать классицизм (Супонево (№ 122), Барышье (№ 129), Девичье (№ 134), Красное (№ 145), пристройка крыльца к Введенской церкви в Брянске (№ 133)). Однако архитектура многих таких построек заметно грубее по сравнению с храмами начала века. Здесь проявляется не столько приверженность к большому искусству, сколько консервативная инертность мастеров и заказчиков.

В той же зоне к середине XIX в. было начато строительство Преображенской церкви в с. Творищичи (№ 151). Это здание - одно из ранних произведений эклектики, для которой характерно пренебрежение к привычным сочетаниям форм. Храм в Творищичах можно назвать самой необычной церковью Брянщины. По внешнему контуру плана он отдаленно напоминает церковь начала XIX в. в с. Филипповичи (№ 101), а внутри включает в себя меньший круглый храмик под алебастровой имитацией горы Фавор^*. Двусветное здание с пологой яйцевидной кровлей завершает шаровидная главка, которая теряется среди пинаклей над карнизом. На фасадах проемы со скошенными верхними углами разобщены статуями "латинского характера" в нишах - редчайший случай в русском церковном строительстве середины XIX в^**.

^* (Во время богослужения на ее вершине стоит священник, возвышаясь над прихожанами.)

^** (Скульптуру на московском храме Христа Спасителя также надо считать исключением, хотя ее создание было санкционировано высшей властью в пропагандистских целях.)

В планах церквей второй четверти XIX в. по-прежнему выделяется ядре храма и подчеркивается его поперечная ось (церковь Петра и Павла в Клинцах, № 137), но тенденция к двухосной симметрии ощущается гораздо слабее. Все чаще форма алтаря и его размеры не соответствуют боковым выступам пространственно-планировочного креста; все больше удлиняется трапезная, оставаясь все же уже, чем ядро храма.

Отход от классицизма проявляется и в возрождении граненых алтарей (церкви в Понуровке (№ 132), Лысом (№ 142), Горчаках (№ 147), Лубошеве (№ 148); приделы храма в с. Селец, № 150). Снова появляется и трехапсидный алтарь (Голубея, № 144). По сторонам четверика устраиваются приделы с алтарными выступами, отчего и здесь возникает подобие трехапсидности (Селец, № 150).

Почти до конца 1830-х годов среди завершений храмов решительно преобладали ротонды, которые в последующем десятилетии сменило одноглавие.

Для второй четверти XIX в. широкие восьмерики совершенно нетипичны. Датированная 1826 г. деревянная церковь в с. Синин (№ 121), которую завершает низкий восьмерик, неразрывно связана с зодчеством первой четверти века, от которой освящение храма отстало лишь на год.

Шатровые храмы и колокольни, которые в этот период стали распространяться в русском церковном зодчестве благодаря проектам Тона^*, на территории Брянщины еще не встречаются^**.

^* ("Церкви, сочиненные... Константином Тоном". СПб., 1838, табл. II, III, V, Дополнение 1, табл. I, II, III, VII, IX.)

^** (Ранняя датировка шатрового храма в с. Сачковичи 1846-1864 гг. не вызывает доверия (Е. Корноухов датирует ее только 1846 г. См.: Е. Корноухое. Указ. соч., с. 29). По свободной контрастности объемов (восьмерик с килевидными завершениями стен, перекрытый шатром и дополненный симметричным алтарем и притвором прямо угольной формы) здание приближается к постройкам рубежа XIX и XX вв. Такая дата представляется верной тем более, что в книге: А. М. Салько. Руководство к устройству каменных и деревянных церквей с сообщением мер к более продолжи тельному, в прочном виде, существованию церквей в Империи (Саратов, 1892, табл. 11 -13) изображен очень похожий храм, спроектированный автором этой книги, который вряд ли стал бы публиковать в качестве типового проекта свою работу более чем сорокалетней давности.)

Объемные схемы всех колоколен этого времени унаследованы от классицизма (кроме более архаичной колокольни с восьмериковыми ярусами в с. Курчичи, № 131). Даже при Петропавловской церкви в Клинцах (№ 137), целиком принадлежащей стилизаторскому направлению, объемы колокольни сохраняют простоту форм, свойственную предыдущему периоду. Слагаются колокольни почти всегда из ярусов прямоугольного плана (редкое исключение - цилиндрический верхний ярус в Барышье, № 129). Становится совсем нехарактерным контрастное сочетание ярусов (исключение - колокольня в Селечне, № 123).

Одновременно с новыми формами в архитектуру периода эклектики пришли новые материалы. На Брянщине, где особое развитие получили чугунолитейная промышленность и стекольное производство^*, в 1848 г. была построена церковь из чугунных слитков, а в 1855 г. в ней сооружен хрустальный иконостас с иконами из латуни^**.

^* ( См.: И. И. Фишман, В. А. Архипов. Отмена крепостного права на Брянщине. Брянск, 1961, с. 4; "Орловские губернские ведомости", 1865, № 10.)

^** (Стефан Красовский. Преображенский храм села Дятькова. СПб., 1862, с. 8, 10-11.)

В третьей четверги XIX в. классицизм окончательно сдает свои позиции стилизаторству. Последние намеки на классицизм в церковных зданиях, не связанных со стилизаторством (как, например, в с. Тулуковщина, № 184), исчезают в самом начале периода (портик деревянной церкви в Добродеевке, № 152). Более консервативными остаются колокольни с отзвуками классицизма в кубичности ярусов и с отголосками барокко в криволинейных кровлях (колокольня Ильинской церкви в Почепе, № 164). Под воздействием новых стилистических тенденций шатер, вернувшийся в архитектуру церквей, появляется и в колокольнях (Богоявленская церковь в Стародубе (№ 173), Чудомихайловская церковь в Новозыбкове (№ 179), церковь в Семешкове (№ 177)).

Среди храмов этого времени, дошедших до нашего времени, почти половина лишена завершающих объемов. В завершении остальных построек явно преобладают технологически простые формы. Предпочтение круглым объемам граненых, ускоряющее и удешевляющее строительство, придавало облику храмов и колоколен то хмурую отчужденность, то угловатую легковесность.

Гармоничная соразмерность частей, скрывавшая реальный вес кладки, осталась в прошлом вместе с другими приемами классицизма. Интересно, что в эту эпоху реакции на идеалы и формы классицизма на Брянщине почти не встречается пятиглавие, с которым легче всего было бы связать насаждение православного догматизма. Даже Покровский собор в Брянске (№ 174) был завершен не пятиглавием, а малым восьмериком под шлемовидным покрытием.

Восьмерики возрождаются как в малом, так и в широком вариантах. В первом случае они чаще напоминают украинскую архитектуру (надстройки над церковью Анны в Погаре (№ 168) и над храмом в Новых Посудичах (№ 166)), во втором - формы русского зодчества петровской эпохи (Чудомихайловская церковь в Новозыбкове, № 179).

Шатровые завершения храмов (кроме шатра на церкви с. Лобки, возведенной в 1675 г. и капитально перестроенной в 1864 г. (№ 176)) не обнаруживают органичной связи с более древней архитектурой и целиком порождены поверхностной имитацией старины в тоновских проектах (Рассуха, № 172), Семешково, № 177).

Можно видеть особенность местной архитектуры в том, что для нее источником стилизаторства служит не русское допетровское и не византийское зодчество, а строительство XVIII в. на стыке Украины с Россией, причем возрождение барочных форм проявляется не только в объемах, но и в фасадном декоре (Никольско-Вознесенская церковь в Злынке, № 182).

Роль ядра храма в общей композиции здания продолжает возрастать. Ядро нередко сливается с трапезной в единый блок, и эту слитность усиливает срезание углов (Лопатня (№ 169), Луговец (№ 170), Тулуковщина (№ 184)). Если к концу XVIII в. значение восточного фасада храмов было весьма ослаблено, то теперь оно восстанавливается благодаря возвращению к трехапсидности (Никольская церковь в Карачеве, № 159), устройству приделов с крупными апсидами (Покровская церковь в Трубчевске, № 160) либо дополнению алтарного выступа прирубами (храмы во Внуковичах (№ 158) и Старопочепье (№ 175), возможно, в это время был расширен алтарь церкви в Старом Ропске (№ 183)). Алтари этого периода очень разнообразны по форме, но почти все вариации повторяют прежние образцы в местной архитектуре (исключение - церковь в с. Тулуковщина (№ 184), где поджатые боковые апсиды примерно в четверть окружности каждая облегчают сопряжение трехапсидного алтаря с крупным восьмиугольным блоком здания).

К концу XIX в. в церковном строительстве Брянщины особенно характерна масштабная неоднородность внутри композиции здания. Преобладают размельченные комбинации форм, в которых структурную схему и весомость материала трудно ощутить из-за нагромождения дробных элементов. Среди мотивов значительное распространение получают щипцовые изломы карнизов - форма как бы переходная от объемов к фасадному декору. Шипец либо небольшой крутой фронтончик над карнизом (Хохловка (№ 187), Шумилове (№ 188), Смотрова Буда (№ 193), Губостово (№ 196), Крапивное (№ 200), Святск (№ 204), Душатино (№ 209)) смягчают разобщенность объемов, но вместе с тем резко снижают их выразительность.

При разросшихся и дробных объемных композициях центрическая тенденция в планах проявляется все менее внятно (Хохловка, № 187), хотя и к архаичным осевым планам культовое строительство не переходит. От последней четверти XIX в., которая сейчас представлена только сельскими постройками, совсем не дошли здания с трапезной шире храма. Перестало практиковаться и соединение этих объемов в общий крупный блок, что делалось в предыдущий период. Затянувшееся стилистическое безвременье делает все более редкими крупномасштабные произведения. Отзвуки барокко и классицизма становятся еще слабее. Они почти не касаются фасадного декора даже в тех постройках, в которых отдельные объемные элементы весьма напоминают здания XVIII в. (Хохловка (№ 187), Крапивное (№ 200), Святск (№ 204)).

Самые архаичные объемные композиции по-прежнему сохраняются в колокольнях. Встречаются комбинации четвериков с восьмериковым ярусом звона, характерным для русской архитектуры до распространения классицизма (Святск (№ 204), Высокое (№ 206)). В шатровых колокольнях (Хохловка (№ 187), Шумилово (№ 188), Смотрова Буда (№ 193), Губостово (№ 196), Душатино (№ 209)) сочетание восьмериков с четвериками воспринимается уже без сходства с зодчеством минувших эпох, так как пропорции граней и самих объемов в этих сооружениях приведены в соответствие с общим образным строем архитектуры, избегающей ясных пространственных структур. К концу столетия в культовом зодчестве Брянщины происходит дальнейшее распыление образной цельности, начавшееся уже во второй четверти века.

Типологически церковная архитектура Брянщины на рубеже XIX- XX в. становится чуть разнообразнее, чем в минувшие 30-40 лет. Помимо сооружений маловыразительных и в то же время не повторяющихся в своем архитектурном многословии (храм Разрытовского монастыря (№ 214), церкви в Страшевичах (№ 216), Страчеве (№ 224), Далисичах (№ 226), Колюдах (№ 227), церковь и часовня в Клетне (№№ 222, 223)), появляются здания с более индивидуальным и более цельным образом. Началось освобождение от засилья тоновских проектов, появившихся еще в 1830-е годы и надолго омертвивших архитектурное творчество. Наряду с шатриками, гранеными башенками и щипцовыми изломами, уподоблявшими храмы дачным постройкам (Баклань, № 236), появляются строгие и спокойные формы неоклассицизма (Ивот, № 225), а также мотивы зодчества древнего Новгорода (надвратная часовня в Клинцах, № 235). Здесь мелочную имитацию памятников прошлого сменили их поэтичные образы со значительной долей художественного обобщения. В менее оригинальных произведениях новые веяния проявляются в гипертрофии завершений (луковицы на храмах в Чуровичах (№ 213) и Ардони (№ 215), верхний многогранник церкви Спаса на Гробах в Брянске (№ 219)).

Кроме скучной привязки деталей архаичного декора к плохо скомпонованным объемам (храм Разрытовского монастыря (№ 214), церкви в Страшевичах, Клетне (№№ 222, 223), Далисичах (№ 226), Колюдах (№ 227)) возникают новые стилистические ответвления. В частности, более цельно проявляются архаизирующие тенденции, не связанные с официальной религиозной модой на русские допетровские формы. Так, Никольская церковь в Злынке (№ 228) напоминает постройки нарышкинского барокко, Спасо-Преображенский храм в Новозыбкове (№ 232) и старообрядческая церковь в Елионке (№ 233) - украинское зодчество рубежа XVII-XVIII вв., Покровская церковь в Злынке (№ 218) - произведения классицизма.

В других постройках - с подчеркнутым нагнетанием декоративных форм - угадывается стремление к лучшей читаемости объемно-пространственных композиций (храм в Чуровичах (№ 213), усыпальница Искрицкой в Сураже (№ 221), часовня у Рождественско-Никольской церкви в Новозыбкове (№ 212)). В целом только церковь в с. Ивот (№ 225) и надвратная часовня в Клинцах (№ 235) оказались на уровне передовой русской архитектуры своего времени. Остальные церковные сооружения в большей или меньшей степени отражают провинциальную инертность (стилизаторские сооружения в духе второй половины XIX в.) или упорно воспроизводят удачные архитектурные приемы XVIII в. (барокко и классицизм в колокольнях и храмах с крупными восьмериками).

Местная архитектура сохранила приверженность к центрическим схемам плана. Правда, в постройках со сложным периметром центричность ощущается плохо. Механическая комбинация ортогоналей часто подменяет пространственный синтез форм (Чуровичи (№ 213), Елионка (№ 233)).

В храмовую архитектуру возвращается пятиглавие (церкви в Чуровичах (№ 213), Елионке (№ 233), Баклани (№ 236), Спасская церковь в Новозыбкове (№ 232), надстройка храма в Лыщичах (№ 231)). Это указывает на то, что местная архитектура, увядшая за вторую половину XIX в., стала возвращаться к эмоциональной приподнятости и сложности образов.

Более разнообразными становятся и колокольни. Примитивные комбинации кубических ярусов (Витовка (№ 220), Яловка (№ 217)) остаются в меньшинстве. В колокольнях возрождается контрастное сопоставление объемов, мало свойственное местной архитектуре с 1830-х годов (Страшевичи (№ 216), Покровская церковь в Злынке (№ 218)). С большим опозданием (если судить по уцелевшим памятникам) в местном зодчестве появляется тип массивной колокольни, распространенной в столицах и в центральной России в эпоху стилизаторства (Лыщичи, № 231).

При продолжающемся разнобое форм весьма распространенным мотивом остается шатер. Фактически он был заново занесен на Брянщину стилизаторством, которое во многом опиралось на проекты Тона. Шатер завершает храмы самой разной конфигурации, (церкви в Страшевичах (№ 216), Баклани (№ 236) и Разрытовском монастыре (№ 214), церковь и часовня в Клетне (№ 222, 223)), но почти нигде не становится монументальной доминантой в общей композиции здания (исключение - усыпальница Искрицкой в Сураже, № 221).

Несмотря на черты ретроспективности в местном церковном зодчестве начала XX в., трехапсидность появляется всего лишь в двух постройках - и то, скорее, как мотив для обогащения объемно-пространственной композиции. В каменной церкви Спаса на Гробах в Брянске (№ 219) апсиды приделов созвучны не только главному алтарному выступу, но и полукружиям у северной и южной стен четверика^*. Эти придельные апсиды мешают воспринять центрическую основу плана, которая перестала отвечать эстетическим запросам современников, но по инерции сохраняется во многих позднейших храмах с громоздкой или хаотичной группировкой объемов. В другом памятнике - деревянном храме в Далисичах (№ 226) - угловые граненые выступы придельных алтарей помогают сделать более цельной маловыразительную объемно-планировочную схему. Этот прием аналогичен включению граненых вставок в углы планировочного креста у церкви в Елионке (№ 233).

^* (Может быть, здесь проявилось сознательное подражание древним христианским храмам на Афоне и под Константинополем, в частности церквам: Католикон в Лавре, монастырь Ватопеда, на острове Халки (см. планы в кн.: "Всеобщая история архитектуры", т. 3. Л.-М., 1966, с 138, 151).)

Краткий обзор типологической эволюции с конца XVII в. по начало XX в. дополним наблюдениями о возможной корреляции отдельных форм и некоторых региональных особенностях церковной архитектуры на Брянщине.

Допетровский декор встречается в зданиях конца XVII и начала XVIII в. очень редко. "Нарышкинские" формы почти так же нехарактерны для Брянской области. После XVII в. памятники с ними группируются в основном на северо-востоке и на юго-востоке исследуемой зоны. Последние отзвуки "нарышкинского" убранства встречаются в памятниках Брянска и Севска - наиболее крупных и административно важных городов данного региона. Эти формы воспринимаются как приобщение к архитектуре Москвы в последний период ее столичного могущества.

В XVIII в. решительно преобладает барокко общеевропейского характера, а классицизм появляется только в отдельных постройках по заказу влиятельных дворян. Первые произведения классицизма на Брянщине были созданы по проектам видных зодчих и оказались столь необычными при большой художественной и конструктивной сложности, что не могли сразу стать образцами для подражания.

На рубеже XVIII-XIX вв. происходит почти мгновенная и полная замена барокко классицизмом. Возможно, из-за соседства с Украиной, каменному зодчеству которой свойствен пластичный фасадный декор, ампир с его аскетическими плоскостями стен на Брянщине почти не встречается. Стилизаторская эклектика появляется здесь с 1840-х годов. Крупные центры светской и религиозной жизни, Брянск, Севск и Стародуб, в свое время запоздавшие с распространением классицизма, с задержкой воспринимают и этот стиль. Первенство теперь принадлежит юго-западу области. Эклектика, благодаря ее беспринципно-свободному манипулированию разностильными формами, даже во время своего господства уживается с мотивами недавно ушедших стилей. Так, во второй половине XIX в. вновь появляются мотивы барокко, а классицизм исподволь сохраняется в существенных элементах в течение всего XIX в. и переходит в XX в.

В восточных районах области архитектура второй половины XIX в. преимущественно псевдорусская. Здесь нехарактерно эклектическое смешение мотивов, за которым теряется коренная национальная доминанта. Такой характер, напротив, более присущ западным районам, на территории которых долго соперничали разные религиозные течения.

Самыми заметными стилями - по эмоциональной цельности, разработке архитектурного языка и его распространенности - на Брянщине были барокко (в его общеевропейском варианте) и классицизм. Барочный фасадный декор часто украшал здания с широким восьмериком в завершении. Классицизм же, несмотря на большую выверенность архитектурного языка, запечатленную в трактатах и многочисленных проектных чертежах, оказался более "сговорчивым", чем барокко, в соединении с объемными формами прежних периодов. Так, классицизм в отличие от барокко совместим с трехчастными алтарями. Простота и ясность классицизма позволяли ввести стилистически посторонние формы в новый контекст, где звучание частностей определяется слаженностью целого.

Важная особенность церковного зодчества Брянщины в сравнении со многими регионами России - нехарактерность планов с трапезной шире храма (исключения: Горне-Никольская церковь в Брянске, середина XVIII в. (№ 127), церковь в Новой слободе Карачевского р-на, третья четверть XIX в. (№ 178)). По крайней мере с XVII в. ядром храма иной раз служит не четверик, а многогранник. Многогранное ядро в центре здания характерно для украинской архитектуры, с которой смыкается местное творчество Брянщины. Здесь же многогранная основа храма встречается не столь часто. При таком ядре и узкой трапезной можно было бы ожидать раннего развития компактно-центрических композиций. Однако на Брянщине среди двухосно-симметричных построек поначалу преобладают крестообразные храмы с четвериковым ядром.

Крестообразные планы в XVIII в. разнообразны, и здания с ними многочисленны. В XIX в., наоборот, преобладают компактные центрические планы, т. е. такие, у которых вынос пристроек к ядру меньше, чем поперечник этого ядра. Перенос акцента с крестовых планов на компактные примерно совпадает с быстрым исчезновением барокко на этой территории. Геометрической простоте многих форм классицизма компактные планы соответствовали лучшим образом. Крестовые же планы в этот период принципиально трансформируются: рукава креста становятся короче, и поперечная ось здания не подчеркивается.

Показательно отсутствие на Брянщине зданий с линейным двухосно-симметричным планом, т. е. с явной удлиненностью по линии запад-восток и отсутствием крупных выступов к югу и северу. Все здания с подобным планом (церкви в Стародубе (№ 85), Анны в Погаре (№ 70), в с. Радогощь (№ 162), в с. Юшино (№ 69)) практически не образуют здесь сколько-нибудь однородной группы. Здесь, на территории, в свое время основательно задетой борьбой католицизма с православием, линейные здания могли внешне походить на базилики и потому были мало-желательны.

Сильный эстетический фактор, в первую очередь определивший планировку центрических храмов, способствовал их большему соответствию передовым вкусам своего времени в данном регионе. Так, центрические постройки XVIII в. почти все (кроме двух, связанных с классицизмом) принадлежат барокко, однако в XIX в. барокко в фасадах таких зданий не появляется.

Видимо, не случайно, что большинство двухосно-симметричных церквей построено по заказу дворян. Когда во второй половине XIX в. доля дворян как заказчиков падает, столь же быстро сокращается строительство центрических храмов без добавок, нарушающих симметрию. Правда, несмотря на сокращение доли "геометрически чистых" построек, тенденция к двухосной симметрии храмов оказалась на Брянщине очень устойчивой.

В анализе архитектуры алтарей по периодам можно проследить меняющееся преобладание то круглых, то граненых, то прямоугольных выступов. Реже, чем эти основные варианты, встречается более монументальная разновидность алтаря - с тремя апсидами.

Трехчастные алтари были не так уж редки в местном зодчестве. Однако из-за архаичности этого типа три апсиды при ядре храма появляются только в тех зданиях, облик которых почти не отражает воздействия западноевропейской архитектуры.

Обращаясь к зависимости между формой алтаря и характером фасадов, можно сказать, что граненые алтари, свойственные большинству барочных зданий, не встречаются в произведениях классицизма. Трехчастные алтари присутствуют в храмах с широким восьмериком, имеющих нарышкинское фасадное убранство (Сретенская церковь Свенского монастыря (№ 5), Горне-Никольская церковь в Брянске (№ 26)) либо псевдорусский декор (Никольская церковь в Карачеве, № 159). Каменные церкви в формах барокко и классицизма, завершенные широким восьмериком, трехчастных алтарей не имели.

Пятиглавных храмов в Брянской области известно значительно больше, чем, например, в Орловской. Притом на Брянщине они встречаются как в городах, так и в селах, и к тому же гораздо разнообразнее по типологии. Допетровский силуэт пятиглавия сохраняли, пожалуй, только храмы рубежа XVII-XVIII вв. Уже в середине XVIII в. появился собор Свенского монастыря (№ 23) - крупное и эффектное произведение первоклассного мастера. После такого великолепного образца становится как бы ненужным повторение старомодных схем, которые к тому же представлены здесь довольно заурядными образцами.

Широкие восьмерики на Брянщине гораздо разнообразнее, чем в Орловской области. Высокие массивные восьмерики "московского типа" на крупном двусветном четверике не составляют большинства. Восьмигранники комбинируются с несущими объемами разных пропорций, габаритов и форм, а кроме того, на разных участках Брянщины появляются восьмерики украинского и белорусского типов - то с неравными гранями, то лишенные окон при небольшой высоте граней.

Слияние среднерусского, украинского и белорусского архитектурных потоков способствовало большему творческому поиску и экспериментаторской свободе зодчих. Благодаря этому даже такая определившаяся форма, как восьмерик, продолжает видоизменяться не только в период барокко, но и в период классицизма. Стилизаторство второй половины XIX в. и начала XX в., поощряемое столичной властью, в основном повторяло в восьмериках тот пропорциональный строй, который был присущ постройкам не Украины, а Средней России. Иной раз мощь такого восьмерика оттеняли изящные главки с грушевидными основаниями украинского типа (Спасо-Преображенская церковь в Новозыбкове, № 232).

Широкая ротонда над четвериком, которая в чистом виде появилась на Брянщине лишь к концу XVIII в. и стала ведущим типом завершений в первой трети XIX в., не вытесняла здесь восьмерики так решительно, как это было в Орловской области. Простая форма ротонды не допускает большого числа вариантов и обошла стороной деревянную архитектуру, так как плохо согласуется с наращиванием горизонталей в деревянных стенах. На территории Брянской области нет деревянных храмов с ротондальным верхом, хотя его возведение из брусьев не вызывает особых трудностей, и широкие деревянные барабаны могут иной раз венчать каменный храм. Единственным подражанием ротонде здесь можно считать многогранный верх деревянной церкви в с. Давыдчи Дубровского р-на (№ 173).

До второй трети XIX в. в храмовом зодчестве господствует ротонда в ширину несущего четверика. Затем эта форма быстро исчезает, превращаясь в барабан, вытянутый по вертикали. Фактически появляется новый, укрупненный вариант одноглавия. Этой гипертрофии барабана соответствует и огромная луковица над ним (Чуровичи, № 213).

В памятниках с широкой ротондой в завершении особенно четко прослеживается корреляционная взаимосвязь разнородных форм. Все такие постройки принадлежат классицизму либо неоклассицизму. Этим зданиям совершенно не свойственны ни граненые, ни трехчастные алтари.

Несколько слабее корреляционные связи форм проявляются в храмах с широким восьмериком. Подавляющее большинство таких построек принадлежит барокко.

Тенденции в развитии иных видов завершения легко уяснить из предыдущего описания местной архитектуры по временным периодам. Коснемся теперь других пространственных элементов, играющих существенную роль в композиции здания, но не имеющих непосредственной связи с его религиозной функцией.

Не исключено, что сближение трех национальных архитектур - украинской, белорусской и русской - в какой-то мере повлияло на слабое распространение такой популярной формы барочного зодчества, как круглый фронтон. Если без него трудно представить себе, например, зодчество второй половины XVIII в. в Орловской области, то на Брянщине он встречается редко. Здесь произведения, в которых есть этот мотив, трудно связать в однородную группу (приравненное к кокошникам полуглавие Воскресенской церкви в Брянске (№ 241), изгибы карнизов на Воскресенском соборе в Почепе (№ 37), на церкви в с. Солова (№ 61) и на церкви Варвары в Мглине (№ 156), лучковый сегмент на гранях восьмерика в Казаричах (№ 98), полуциркульные верхи граней на восьмерике Никольской церкви в Карачеве (№ 159)). В привычном виде - как крупное завершение стены четверика, фланкированное горизонтальными участками карниза, - круглый фронтон встречается только на церкви в Удельных Утах (№ 32) и, уже как стилизаторская реплика, на Преображенском соборе в Брянске. Последний пример совсем необычен. В пору стилизаторской пропаганды тех форм, которые должны были ассоциироваться с далекой историей русского православия, здесь существенный мотив заимствован из барочной архитектуры XVIII в. Для русской церкви это столетие было отнюдь не триумфальным (отмена патриаршества, запреты на строительство церквей и часовен, ущемление прав монастырей и секуляризация их имущества). К тому же в архитектуре Брянщины эта форма оказалась едва ли не случайной.

Стилизаторские постройки на Брянщине часто имеют довольно сложный пространственный силуэт, однако для усложнения объемных композиций обычно применялись не барочные формы, а крупные щипцы, которые после середины XIX в. могли восприниматься как характерный мотив деревянного зодчества в центральной и северной России.

В заключение можно сказать об отдельных совпадениях в художественно-формальном и социальном аспектах. Причинная основа таких совпадений не ясна, но упомянуть о них, видимо, следует.

Среди архитектурных памятников Брянщины большинство ярких произведений создано по заказам дворян. Храмы XVIII в., возведенные на их средства, завершаются главным образом восьмериками - широкими либо малыми. Одноглавие почти не встречается, монументально-архаичное пятиглавие отсутствует. Во второй половине XVIII в. большинство храмов этого социального круга имеет двухосно-симметричную основу и барочно-европейский декор. В этой же группе, и только в ней, появляются первые произведения классицизма.

С начала XIX в. среди храмов по заказу дворян сокращается доля ярких произведений. После середины XIX в., когда был создан храм в Творищичах (№ 151), такие произведения уже не появляются. В XIX в. постройки данной группы завершаются восьмериком очень редко, пятиглавие почти не встречается, а одноглавие и широкие ротонды используются одинаково часто.

Барокко как в общеевропейском, так и в нарышкинском вариантах в постройках, возведенных на средства дворян в XIX в., уже не встречается. Даже в период стилизаторства, захватившего церковное строительство по заказам всех социальных слоев, мотивы этих стилей в произведениях данного круга не появляются, хотя именно на Брянщине барочные формы возродились вполне отчетливо.

Среди дворян-храмоздателей решительно преобладают украинские фамилии. Однако в местном зодчестве архитектурные приемы Центральной России распространены больше, чем украинские и белорусские. Тем не менее украинские строительные приемы встречаются на территориях за пределами Украины. Аналогична ситуация и с белорусскими приемами, которые во многом напоминают украинские. Белорусские мотивы больше ощущаются в деревянных сооружениях (Овчинец-Дубровна, Красный Рог (№ 189), Дареевичи (№ 68), Старый Кривец (№ 67)), чем в каменных (Богоявленская церковь в Стародубе (№ 41), крупные луковичные завершения в Площанской пустыни (№ 93), Чуровичах (№ 213), Ардони (№215)).

Украинские и белорусские архитектурные мотивы многократно появлялись в церковном строительстве Брянщины вплоть до начала XX в., почти на всех этапах. Исключением можно считать только эпоху классицизма, античная основа которого была далека от межнациональных различий восточно-славянской архитектуры.

Текстильные стропы канатные на ресурсе http://komplektacya.ru/gruzopodjemnoe-oborudovanie/stropy-gruzovye/tekstilnye/