Архитектурные формы "холодных" храмов "ярославской школы" (С. С. Попадюк) [1983 - - Памятники русской архитектуру и монументального искусства. Стиль, атрибуции, датировки]

"Ярославская школа" занимает особое место в русской архитектуре XVII в^*. Предельно развивая общие художественные принципы эпохи, она одновременно оказывается одним из наиболее значительных отклонений от "генеральной" линии развития, представленной московскими бесстолпными храмами. Можно предположить, что именно частные признаки, определяющие своеобразие "ярославской школы" и позволяющие легко выделять ее из массы современных памятников, с особенной наглядностью обнажают общие закономерности становления и развития архитектурных форм в зодчестве XVII в.

^* (Обзор представлений о "ярославской школе" в краеведческой и научной литературе дан мною в статье: С. С. Попадюк. Изучение особенностей памятников "ярославской школы". - "Памятники архитектуры. Охрана. Исследование. Реставрация". Библиографический бюллетень, № 5, июль-сентябрь 1975 г. М., 1977, с. 43-49.)

Настоящая статья посвящена лишь одному из аспектов творчества ярославских мастеров - организации больших архитектурных поверхностей, формам наружного декора "холодных" храмов - и представляет собой попытку систематического исследования этих форм^*. Однако активная роль декора в художественной структуре памятников XVII в. не позволяет ограничиться чисто систематическим исследованием, требует соотнесения "имманентного" развития декоративных форм с развитием других сторон архитектурного образа. Поэтому прежде, чем перейти к исследованию декоративных форм, необходимо хотя бы бегло остановиться на конструктивных и композиционных особенностях храмов "ярославской школы".

^* (Методика систематического исследования (продемонстрированная еще Витрувием) предполагает разложение целостного архитектурного образа на составляющие элементы с целью углубленного изучения каждого из них в отдельности. Эффективность подобного теоретического "демонтажа" повышается, если его объектом служит некоторое, по возможности исчерпывающее, множество памятников определенного стилистического или типологического круга. В данном случае в качестве такого множества выступают "холодные" храмы "ярославской школы", от которых отвлекается "слой" наружного декора фасадов. Относящиеся к этому "слою" архитектурные формы классифицируются по единому принципу и сводятся в хронологические ряды. Эти длинные ряды однородных форм дают наглядное представление о генезисе и развитии каждой отдельной формы: об ее исходных элементах, о порядке ее развертывания, об устойчивости одних и заменяемости других элементов, и т. д. Наблюдаемые и фиксируемые модификации формы обнаруживают определенные закономерности ее построения, а соотнесение этих модификаций с модификациями в параллельных рядах обнаруживает определенные структурные связи всего изучаемого "слоя". Таким образом, систематическое исследование представляется необходимым предварительным этапом в изучении конкретной архитектурной целостности: с одной стороны, оно дает теоретическое обоснование для реконструкции искаженных или утраченных элементов, с другой - позволяет проникнуть в сущность формообразующих принципов, воплощаемых данным кругом памятников.)

Первая из этих особенностей, отмеченная почти всеми исследователями, заключается в приверженности ярославских зодчих к традиционной четырехстолпной конструкции храма, которая выглядит несколько архаично в эпоху господства бесстолпных храмов, перекрываемых сомкнутым сводом. Эта конструкция неизменно до самого конца XVII в. сохраняет количественное преобладание в интенсивном строительстве каменных приходских церквей Ярославля, но подвергается при этом своеобразным видоизменениям.

Сдвигая подкупольные столбы к алтарю, ярославские зодчие одновременно удлиняют расстояние между восточной и западной парами столбов, в результате чего план подкупольного пространства превращается в сильно вытянутый прямоугольник. Вытянутые прямоугольники образуются и в плане западных угловых пространственных ячеек храма. Поэтому при возведении центральной и западных глав появляется необходимость в дополнительных подпружных арочках, ориентированных в продольном направлении. Очень часто, однако, мы наблюдаем в ярославских храмах постановку всех глав на взаимно опирающиеся дополнительные подпружные арочки различной ширины. Это дает возможность уменьшить диаметр барабанов, а также варьировать всю композицию пятиглавия, добиваясь и наилучшего распределения нагрузки и художественного эффекта новых пропорциональных соотношений. Непривычно тонкие сравнительно с массой четырехстолпного храма, достигающие необычайной подчас высоты и снабженные пучинистыми главами, эти барабаны создают неповторимые силуэты ярославских церквей, сообщая традиционному архитектурному типу новую выразительность.

Своеобразная расстановка подкупольных опор, при которой восточная их пара оказывается на месте восточной стены храма и "срастается" с алтарем, не приводит, однако, в Ярославле, за исключением редких случаев (церковь Дмитрия Солунского), к отказу от этой пары и появлению двухстолпной конструкции. Смещение опор к востоку с одновременным продольным растягиванием подкупольного квадрата сопровождается продольным растягиванием всей конструкции. Ярославские зодчие отодвигают восточную стену храма еще дальше на восток и возводят ее прямо на сводах алтаря. План четырехстолпного храма, всегда близкий к квадрату, превращается в более или менее сильно вытянутый прямоугольник, а над алтарными сводами образуется так называемый "тайник" - еще одна особенность "ярославской школы". Назначение этого довольно обширного, но труднодоступного помещения, скрытого за иконостасом, не совсем ясно; вряд ли оно могло служить какой-либо практической цели. Во всяком случае никакой специальной необходимости в подобных "тайниках" в Ярославле XVII в. не существовало. Можно предположить, что появление "тайника", образующегося при продольном растягивании четырехстолпной конструкции, обнаруживает чисто художественную цель в творчестве ярославских мастеров. Осуществление этой цели начинается с увеличения протяженности фасадов^*.

^* (Вообще ярославские "тайники" не являются в XVII в. единственным примером такого - декоративного - увеличения наружной архитектурной поверхности, скрывающей неиспользованные пространственные ячейки. Можно назвать и помещение, образовавшееся над сводом церкви Владимирской Богоматери в Коровниках, или верхние ярусы приделов церкви Иоанна Предтечи в Толчкове, а также все шатровые завершения XVII в., воздвигнутые на глухих сводах, и другие подобные им решения архитектурных объемов.)

И приверженность к традиционной конструкции храма, и в особенности вносимые в нее видоизменения, объясняются очевидным стремлением ярославских зодчих и их заказчиков к возможно более крупным размерам построек. В самом деле, протяженность стен ярославских четырехстолпных храмов колеблется в течение XVII в. следующим образом:

Протяженность стен ярославских четырехстолпных храмов

Эти колебания обнаруживают общую тенденцию к возрастанию горизонтальных размеров храма (№№ 3, 4, 7, 10, 11), причем в первую очередь возрастают - благодаря "тайнику" - размеры продольные (внутреннее пространство остается в основном квадратным в плане). Максимальная величина этих размеров (церковь Иоанна Предтечи в Толчкове) более чем в два раза превосходит размеры храма Покрова в Рубцове (1619 г., сторона объема - 11,4 м) - самого раннего и до конца 1670-х годов самого крупного из московских бесстолпных храмов XVII в. Это тем более знаменательно, что численность ярославских приходов, по-видимому, мало отличалась от численности московских, т. е. увеличение размеров храма не вызывалось практической необходимостью^*.

^* (См.: А. И. Суслов, С. С. Чураков. Ярославль. М., 1960, с. 37-38.)

Таким образом, ярославское зодчество демонстрирует тенденцию, прямо противоположную той, которая наблюдается в строительстве московских бесстолпных храмов. Последние на протяжении 1630-1670-х годов уменьшаются в размерах (тоже в первую очередь продольных), причем это уменьшение сопровождается разрастанием примыкающих трапезных.

Ярославль. Церковь Николы в Маленках. 1668-1672 гг

Иной композиционный принцип, основанный на "придвигании" к основному объему самостоятельных объемно-пространственных ячеек, лежит в основе ярославских архитектурных ансамблей. Последовательное воплощение этого принципа обнаруживается и в применении шатра (т. е. наиболее "сильного" признака композиционного центра) в завершении "придвинутых" приделов, и в своеобразном - объемном и крупномасштабном - решении крылец. Оба эти приема еще А. М. Павлиновым были названы как главные особенности ярославского зодчества, нигде больше не встречающиеся^*. Но наиболее общее и основное отличие ярославских храмов по отношению к московским бесстолпным храмам заключается в устройстве функционально обособленных "теплых" церквей.

^* (А. М. Павлинов. История русской архитектуры. М., 1894, с. 181.)

К концу XVII в. 35 приходов Ярославля имели каменные храмы. Из них только 8 имели по одному храму с пристроенной трапезной (тип, приближающийся к московским бесстолпным храмам), возведенных в основном в последние десятилетия XVII в. В остальных 27 приходах было по две самостоятельные церкви: "холодная" и "теплая", либо объединенные в одной постройке (9 приходов), либо, что более характерно, стоящие отдельно (18 приходов), причем 9 отдельно стоящих "теплых" церквей к концу XVII в. тоже были каменными. Таким образом, на протяжении XVII в. в Ярославле было возведено 44 культовых постройки, и в их числе 27 "холодных" церквей, подавляющее большинство которых относится к рассмотренному выше типу четырехстолпного, продолговатого в плане храма. Эти памятники и являются средоточием типичных для "ярославской школы" архитектурно-композиционных решений. До настоящего времени в Ярославле сохранилось только 15 "холодных" церквей, однако обширная краеведческая литература и в особенности опубликованная В. И. Лествицыным записка архиепископа Самуила Миславского^* дают возможность представить все возможные варианты композиционного построения этих храмов.

^* (См.: В. Лествицын. Церкви города Ярославля в 1781 году. - "Ярославские епархиальные ведомости", 1874, с. 309-406.)

Ярославль. Церковь Федоровская. 1687 г

1. Храм без пристроек (церкви: Федоровская, 1687 г.; Крестовоздвиженская, 1675-1688 гг.; к этим собственно ярославским памятникам примыкают собор Николо-Улейменского монастыря 1675-1677 гг.; церковь Рождества Богородицы в селе Великом, 1712 г.).

Ярославль. Церковь Архангела Михаила. 7658 г. (перестроена в 1682 г.). Фото из собр. Гос. научно-исследовательского музея архитектуры им. А. В. Щусева

2. Храм с пристроенной колокольней (церкви: Дмитрия Солунского, 1671-1673 гг.; Сретения, 1685 г.; Благовещения, 1688 г.; Всех святых, 1689 г.).

3. Храм с асимметрично расположенными галереями (церковь Вознесения, 1677-1682 гг.).

4. Храм с асимметрично расположенными галереями, приделом и пристроенной колокольней (церкви: Бориса и Глеба, 1656 г.; Архангела Михаила, 1658 г.; Спаса на Городу, 1672 г.; Иоанна Златоуста в Рубленом городе, 1690 г.; Дмитрия Солунского, после перестройки 1700 г.; Богоявления на Острову в селе Хопылеве, 1701 -1702 гг.).

5. Храм с асимметрично расположенными галереями, приделом, пристроенной колокольней и примыкающей "теплой" церковью (церкви: Архангела Михаила, после перестройки 1682 г.; Петра и Павла, 1691 г.; Богоявления, 1684-1693 гг.; Спаса на Городу, после перестройки 1694 г.; Крестовоздвиженский собор в Тутаеве, 1652-1658 гг.).

6. Храм с асимметрично расположенными галереями, приделом, пристроенной колокольней, примыкающей "теплой" церковью и еще одним, западным приделом (церковь Ильи Пророка, 1647-1650 гг.).

7. Храм с симметрично расположенными галереями и одним приделом (церкви: Николы в Меленках, 1668-1672 гг.; Федоровская, после перестройки 1736 г., собор Толгского монастыря, 1683-1685 гг.).

8. Храм с симметрично расположенными галереями и фланкирующими приделами (церкви: Иоанна Златоуста в Коровниках, 1649-1654 гг.; Иоанна Предтечи в Толчкове, 1671-1687 гг.; соборы: Преображения в Рыбинске, 1668 г.^*, Воскресенский в Тутаеве, 1670-1678 гг.; Воскресенского монастыря в Угличе, 1674-1677 гг.).

^* (Рыбинский собор, разобранный в 1838 г., по сохранившимся сведениям, представлял "точное подобие Борисоглебовского Воскресенского собора" (см.: К. Д. Головщиков. Город Романов-Борисоглебовск и его историческое прошлое. Ярославль, 1890, с. 48, прим.; Г. К. Лукомский. Памятники старинной архитектуры России в типах художественного строительства, ч. 1. Русская провинция, Пг., 1914, с. 26, 85).)

9. Храм с симметрично расположенными галереями, фланкирующими приделами и пристроенной колокольней (церкви: Варвары, 1668 г.; Николы Мокрого, 1665-1672 гг.).

Приведенная классификация исчерпывает варианты композиционных решений "ярославской школы" начиная с середины XVII в. Из нее выпадают только две ранние архитектурные композиции: церковь Николы Надеина, 1620-1622 гг. (храм с симметрично расположенными галереями, одним приделом и колокольней) и церковь Рождества Христова, 1635-1644 гг. (храм с асимметрично расположенными галереями, приделом, примыкающей "теплой" церковью и еще одним, западным приделом). Все эти варианты, как видим, имеют в основе два исходных типа архитектурной композиции: №№ 3-6 и №№ 7-9 (не считая группы №№ 1-2, потенциально примыкающей к обоим этим типам), различающихся способом построения галерей и развиваемых путем чисто количественных видоизменений. В целом эти варианты можно охарактеризовать как аддитивные, подчеркивая слабую взаимосвязь "сдвигаемых" в большем или меньшем числе композиционных элементов: в отличие от аналогичных элементов органически целостной композиции московского бесстолпного храма, каждый из них существует словно сам по себе, не развиваясь за счет другого, не вытесняя его в своем развитии.

Село Великое. Церковь Рождества Богородицы. 1712 г

В самом деле, прослеживая эволюцию композиционных решений "ярославской школы", мы замечаем, что наиболее сложная архитектурная композиция, завершившая композиционный поиск первой половины XVII в., - церковь Ильи Пророка - в дальнейшем упрощается. Так, прежде всего утрачивается западный придел, а вслед за тем, после компромиссной попытки зодчих тутаевского Крестовоздвиженского собора примирить - посредством использования шатровых завершений - идею фланкирующих приделов с идеей пристроенной "теплой" церкви, последняя надолго исчезает из архитектурных ансамблей. Эти ансамбли, словно под действием какой-то центробежной силы, лишаются во второй половине XVII в. одного за другим своих элементов. Симметричное построение галерей все чаще сменяется асимметричным, исчезает один из фланкирующих приделов, все реже появляется пристроенная колокольня; наконец, следует целая серия храмов, оставшихся вообще без пристроек; только в конце столетия наблюдаются попытки воспроизвести сложную композицию (церкви: Богоявления и Петра и Павла), но это "возвращение" композиционных элементов на свое место лишь подтверждает произошедшее "взаимоотталкивание"; осуществляемые же в это время пристройки "теплых" церквей к созданным ранее асимметричным композициям (церкви: Архангела Михаила, Спаса на Городу) могут быть поняты, следовательно, как наглядное обнаружение односторонности композиционного принципа "ярославской школы".

Перед нами вырисовывается своеобразная иерархия композиционных элементов, на одном полюсе которой находится собственно храм, как правило четырехстолпный, разрастающийся в продольном направлении, на другом - объемно решенные крыльца. Эта иерархия является средством, обеспечивающим "сдвигание" различных объемно-пространственных ячеек в единую децентрализованную композицию XVII в. Два равнозначных в принципе элемента - собственно храм и "теплая" церковь - не могут быть "сдвинуты" без посредства колокольни, придела и галерей, которые образуют необходимое сопровождение - композиционную периферию ансамбля.

Такое четкое иерархическое подразделение отсутствовало в строительстве московских бесстолпных храмов, где децентрализованная архитектурная композиция создавалась не только "придвиганием" новых композиционных элементов, но и "расчленением" традиционных (наиболее полно совмещение этих двух принципов воплощено в трапезной приходского храма, объединяющей функции притвора и "теплой" церкви), в результате чего вся композиция приобретала органическую гибкость и ярко выраженный периферийный характер. Композиционное творчество ярославских зодчих выступает, следовательно, по отношению к композиционному творчеству XVII в. в качестве частного случая, реализующего только одну сторону этого общего процесса. Очевидно, что такая односторонность композиционных решений выделяет памятники "ярославской школы" в обособленную группу, резко противопоставляет их - в рамках общих композиционных принципов - новой архитектурной системе ("московским" бесстолпным храмам), с которой связано формирование архитектурно-декоративных принципов эпохи, и должна сужать возможности применения последних в ярославском зодчестве.

И действительно, архитектурные условия применения декоративных форм оказываются в Ярославле во многом противоположными тем, которые сопровождали появление этих форм в Москве 1630-х годов. Вместо дробящихся, уменьшающихся архитектурных поверхностей мы видим здесь поверхности укрупняющиеся; вместо единой массы несущей стены - простирающуюся каркасную конструкцию; вместо дополняющих друг друга, неразрывно связанных между собой, срастающихся объемов - объемы обособленные, противопоставляемые, сохраняющие свои неравнозначные индивидуальности. Поэтому формирование новой декоративной системы, которая в Москве складывается сразу, почти без переходов, по всему фронту композиции бесстолпного храма, в Ярославле затягивается на несколько десятилетий; лишь постепенно эта система овладевает ступенями композиционной иерархии - от периферии к центру - и при этом видоизменяется в соответствии с рассмотренными архитектурными условиями, превращаясь в своеобразный "диалект" общего архитектурно-декоративного языка эпохи.

Особенности этого "диалекта" уже отмечались исследователями. Так, еще А. М. Павлинов обратил внимание на дифференциацию архитектурных объемов посредством декора в ярославском зодчестве и указал на характерное сочетание декоративных форм, применяющихся на периферии ярославской композиции ("колонки вперемежку с квадратом, украшенным изразцами")^*. А. И. Суслов также отмечает "полную подчиненность" декоративного оформления иерархическому сопоставлению объемов, из которых периферийные "получают обработку или более богатую по формам, или более раздробленную, чем главный объем"^**, а Ф. Ф. Горностаев и вслед за ним М. А. Ильин подчеркивают своеобразное преломление в архитектурном декоре "ярославской школы" общих декоративных принципов XVII в.: "Широта стен дает свободное поле для декораций, и ярославский зодчий... непринужденно играет московскими деталями, обильно пересыпая и украшая их цветными изразцами и причудливой раскраской"^***. "С большим художественным тактом умеет он претворить декоративное убранство московской архитектуры... в захватывающую по широте тему. Декоративные традиции древнерусского зодчества получили в его произведениях свое логическое завершение"^****.

^* (А. М. Павлинов. Древности ярославские и ростовские. - "Труды VII археологического съезда в Ярославле, 1887", т. III. M., 1892, с. 13.)

^** (А. И. Суслов, С. С. Чу раков. Указ. соч., с. 122.)

^*** (Ф. Ф. Горностаев. Ярославские и ростовские храмы. - Игорь Грабарь. История русского искусства, т. II. М., 1910, с. 151.)

^**** (М. А. Ильин. Каменное зодчество третьей четверти XVII века. - "История русского искусства", т. IV. М., 1956, с. 210.)

Ярославль. Церковь Ильи Пророка. 1647-1650 гг. Южный фасад (схема)

Таким образом, применение общих архитектурно-декоративных принципов эпохи, сталкиваясь на ярославской почве с особыми трудностями, в преодолении этих трудностей должно было обнаружить и обнаружило скрытые возможности этих принципов. С другой стороны, затянувшийся на ярославской почве процесс формирования новой декоративной системы позволяет проанализировать тот скачок, который был совершен русской художественной мыслью в первые десятилетия XVII в.

Руководствуясь этими соображениями, мы переходим теперь к исследованию декоративных форм "ярославской школы".

Речь пойдет об оформлении стен "холодных" храмов - о тех обширных и разрастающихся поверхностях, которые непосредственно сопоставляются с композиционной периферией ярославских архитектурных ансамблей - галереями и крыльцами.

Сохраняя, как уже говорилось, сам принцип традиционной четырехстолпной конструкции, ярославские зодчие сохраняют и традиционные закомары в завершении фасадов, и членение фасадов лопатками. Несмотря на то что уже объем храма Николы Надеина посредством указанных структурных изменений (сдвигание подкупольных опор к востоку с одновременным продольным растягиванием подкупольного квадрата и перенос восточной стены храма на алтарные своды) получает заметное развитие в продольном направлении, продольные фасады этого храма, так же как и поперечные, сохраняют симметричное трехчастное расчленение с незначительным выделением средних прясел и соответствующим построением закомар. Возможность такого построения определяется тем, что закомары возвышаются над сводами наподобие парапета, позакомарное покрытие не совпадает с подлинным перекрытием пространства^* и, таким образом, фасады отчуждаются от конструкции. Подобное отчуждение практиковалось в русском зодчестве еще во времена раннемосковских храмов, но в XVII в., и в частности в произведениях "ярославской школы", оно становится развивающимся принципом организации архитектурных форм.

^* (Э. Д. Добровольская. Церковь Николы Надеина в Ярославле. (Опыт реконструкции). - "Культура и искусство древней Руси". Л., 1967, с. 157.)

Ярославль. Церковь Вознесения. 1677-1682 гг. Северный фасад (схема)

Равномерное трехзакомарное завершение фасадов применяется ярославскими зодчими на протяжении всего столетия, однако возрастание продольных размеров храма находит отражение в наращивании числа закомар на продольных фасадах. Впервые сочетание трехзакомарных фасадов с четырехзакомарными встречаем в завершении храма Николы в Меленках (см. илл.), хотя можно предположить, что такое сочетание уже применялось в первоначальном завершении Михаилоархангельского храма: соотношение длины продольных и поперечных фасадов у обоих храмов одинаковое (см. таблицу) и, кстати, в точности выражается соотношением числа закомар - 4:3 (все закомары равны между собой); это соотношение, также выраженное числом закомар, повторяется в тутаевском Воскресенском соборе и до постройки церкви Петра и Павла более не встречается.

Умножение числа уравненных между собой закомар в завершении фасадов, совершенно не соответствующее происходящему преобразованию традиционной конструкции, тем не менее отражает это преобразование; оно связано в первую очередь с относительным возрастанием продольных размеров четырехстолпного храма. Когда же предельное возрастание продольных размеров дополняется возрастанием поперечных, вновь возвращающим храму кубическую форму, четырехзакомарное завершение применяется и на продольных и на поперечных фасадах (церковь Иоанна Предтечи в Толчкове, повторено на фасадах Федоровской церкви, см. илл.). Напротив, возвращение к кубическому объему посредством уменьшения продольных размеров сопровождается возвращением к трехзакомарному завершению фасадов (церковь Спаса на Городу и др.). Умножение числа закомар в конечном счете отражает происходящее укрупнение традиционной конструкции, ведущее к возрастанию площади фасадов.

Помимо умножения закомар, сохраняющих свой облик крупной конструктивной формы, на ярославской почве наблюдается другой, правда менее распространенный здесь, прием решения венчающей части стен "холодных" храмов. Так, стены собора Воскресенского монастыря в Угличе завершаются длинным рядом мелких кокошников (по семи на каждом фасаде), выведенных под прямоскатное покрытие. Этот прием повторен в переделанном (1682 г.) завершении стен ярославской церкви Архангела Михаила (по девяти кокошников на продольных и по семи - на поперечных фасадах; центральные кокошники, так же как и у угличского собора, трактованы в виде киотов, см. илл.). Подобное же завершение встречается позднее у церкви с. Великое Гаврилов-Ямского района. Во всех этих случаях парапет, так сказать, первичен, тогда как уравненные между собой и выведенные на одну высоту крупные закомары дают возможность заполнить промежутки и устроить парапет под прямоскатное покрытие (характерно, что зодчие тутаевского собора и толчковской церкви, обосновывая устройство такого парапета, ставят в промежутках изукрашенные фигурные столбики-вазоны, см. илл.). Этот прием оформления венчающей части стен, откровенно предвосхищающий отмирание традиционного мотива закомар на фасадах четырехстолпных храмов (храм Петра и Павла уже не имеет закомар), наглядно свидетельствует о развивающемся отчуждении фасадов от конструкции и о чисто декоративной функции закомар в общей системе фасадного убранства. Осознанность и целеустремленность такой трактовки традиционного мотива подчеркивается еще тем, что время от времени ярославские зодчие демонстрируют закомары в их конструктивном значении, как, например, в завершении стен двухстолпной церкви Дмитрия Солунского, где поперечные фасады увенчаны тремя, а продольные - двумя закомарами.

Развивающаяся отчужденность фасадов проявляется и в их расчленении. Расчленение фасадов в соответствии с построением закомар - не только не отвечает новой постановке внутренних опор, но и вообще не выражает самого принципа центричной четырехстолпной конструкции. Перемещение вместе с опорами и восточной стены храма вызывает перераспределение всех элементов расчленения фасадов. Интересно, кстати, отметить, как в противоречии с этим перераспределением меняется ритмика оконных проемов. Если окна ранних храмов "ярославской школы" размещались традиционно: по одному проему в прясле, - то уже начиная с постройки церкви Ильи Пророка в среднем прясле продольных боковых фасадов, нарушая равномерный ритм членения, помещаются два окна (см. илл.), а окно в восточном прясле, освещающее "тайник", либо уменьшается в размерах, либо вообще отсутствует. В дальнейшем второе окно появляется и в среднем прясле западного фасада (церкви Иоанна Златоуста в Коровниках и Федоровская) и в западном прясле боковых (церкви Вознесения, Федоровская, Крестовоздвиженская, Святого духа). При четырехчастном расчленении фасадов окна опять распределяются по одному в прясле, но подчеркнуто сбиваются с осей прясел, иногда вплотную примыкая к лопаткам (церковь Николы в Меленках); такое примыкание часто встречается и при двухоконном размещении проемов.

В видоизмененной системе расчленения фасадов лопатка утрачивает свое традиционное значение тектонического выступа, противопоставляемого нейтральной поверхности стены, - совершенно обрывая прежние структурные связи, она становится элементом отчужденной архитектурной поверхности, свободно перемещаемым, "плавающим" по ней. Эта новая функция лопатки особенно отчетливо выступает в явлениях деформации, вертикального расчленения фасадов. Примером могут служить боковые фасады храма Ильи Пророка, где лопатки, не доходящие до импостов в пятах закомар, явно и резко сдвигаются со своих мест. Они сдвинуты по фасадам к западу - в направлении, противоположном тому, в каком переместились внутренние опоры, - причем если западная из лопаток каждого фасада сравнительно лишь немного не совпадает со своим "прежним местом", то восточная оказалась почти в центре среднего прясла. Неслучайность, рассчитанность такого приема очевидна: "прежнее местоположение" лопаток подчеркнуто "повисшими в воздухе" импостами; новая система расчленения фасадов наглядно как бы сравнивается с традиционной.

Другой пример подобных деформаций представляет северный (не загороженный галереей) фасад церкви Вознесения (см. илл.). Здесь лопатка, отделяющая западное прясло стены, обрывается посередине, и нижняя ее часть сдвигается к востоку на ширину лопатки. Еще одна такая же нижняя половина лопатки помещается в центре западного прясла. Возможно, такое построение лопаток объясняется первоначальным намерением зодчих выполнить четырехчастное членение боковых фасадов: образовавшиеся в нижней части фасада прясла равны между собой (в верхней части восточное прясло - довольно редкий случай в ярославском зодчестве - намного уже остальных двух), - но выглядит все это совершенно естественно в общем контексте приемов "ярославской школы" и, во всяком случае, свидетельствует о свободной трактовке вертикального расчленения. Эта трактовка допускает уже упоминавшееся примыкание окна к краю лопатки и даже разрывание ее проемом (церковь Всех святых), а также разрывание при последующем расширении проемов (как, например, у храма Иоанна Златоуста в Коровниках).

Подобные же приемы, замаскированные венчающим антаблементом, наблюдаем на фасадах Федоровского храма, где трехчастное расчленение фасадов сочетается с четырехзакомарными завершениями (возможно, что таким же было решение боковых фасадов Михаилоархангельского храма). Наконец, полное отсутствие расчленяющих лопаток на боковых фасадах угличского Воскресенского собора - при трехчастном расчленении восточного и западного фасадов - окончательно подтверждает "изношенность" традиционного расчленения. (Назовем еще один прием, обновляющий использование традиционной формы: обрывание лопатки под самым импостом. Эти оборванные лопатки, обыгранные как ритмический мотив, учащающий ритмику длинных лопаток, встречаем лишь в поздней постройке "ярославской школы" - на фасадах Рождественской церкви в с. Великом.)

Подобные приемы уже применялись в архитектуре конца XVI в., в частности в "годуновском" зодчестве; теперь из разрозненных нарушений, накапливавшихся на периферии архитектурных композиций, они перерастают в систематическое явление, впервые так широко и осознанно применяются на фасадах больших четырехстолпных храмов, сопровождая происходящее укрупнение конструкции и в особенности развитие ее в продольном направлении. Так же, как выравнивание закомар и прясел, деформации вертикального расчленения свидетельствуют об отчуждении фасадов четырехстолпных храмов от изменяющейся конструкции. Рассмотрим теперь, как оформляются сопряжения лопаток с закомарами, и проследим за появлением новой формы горизонтального венчания стен.

Лопатки храма Николы Надеина в верхней, открытой над галереями части фасадов сужаются и образуют самостоятельный ярус коротких пилястр на базах (предпосылкой такого решения являются ярусные членения лопаток в зодчестве предшествующей эпохи). Пилястры увенчиваются простыми двухобломными импостами, на которые опираются архивольты закомар. На фасадах храма Рождества Христова в основании закомар проходит антаблемент с гуськовым обломом в профиле карниза и изразцовым фризом, заполненным храмозданной надписью (см. схему, 1). Основными чертами этот антаблемент восходит к "годуновскому" зодчеству, главным образом к оборонительному (именно в оформлении крепостных башен конца XVI в. применялись гуськовый облом и отделение фриза валиком; то же можно сказать об ордерном - без раскреповок - сопряжении лопаток с антаблементом). Зодчие церкви Ильи Пророка отказываются от венчающего антаблемента и обнажают таким образом свой прием сдвигания лопаток; пятиобломные профили импостов в пятах закомар еще напоминают профилировку карнизов "годуновских" храмов (чередование полочек и четвертных валиков), однако замена верхнего четвертного валика полным придает им сочность, несвойственную профилям конца XVI в. (см. схему, 2). На продольных боковых фасадах эти импосты, как уже говорилось, фиксируют "несостоявшееся" сопряжение лопаток с закомарами.

Форма сплошного горизонтального венчания стен надолго исчезает из архитектуры ярославских четырехстолпных храмов. До рубежа 60-х и 70-х годов XVII в. "годуновский" антаблемент церкви Рождества остается, по-видимому, единственным случаем применения такой формы. Напомним, кстати, что храм Рождества - один из самых небольших четырехстолпных храмов "ярославской школы", но все же превосходящий продольными размерами церковь в Вяземах. Храмы увеличиваются в размерах, возрастает протяженность фасадов (в первую очередь - продольных); создается впечатление, что "годуновские" карнизы лопаются на них, оставляя одни раскреповки-импосты, что зодчие не решаются перебрасывать традиционные горизонтальные венчания над разросшимися пряслами стен. Внимание зодчих сосредоточивается на обработке верхних окончаний лопаток: мы наблюдаем постепенное развертывание формы импостов.

Развитие профилировки импостов и антаблементов в храмах 'ярославской школы'(схемы)

В импостах храма Иоанна Златоуста в Коровниках продолжается преобразование "годуновской" профилировки. Верхняя полочка превращается в массивный плинт, облом валика перемещается в нижнюю часть профиля, и под профилем появляется поребрик, отделенный от поверхности лопатки еще одним валиком (см. схему, 3). Таким образом, выступающий карниз импоста дополняется "фризом"; форма начинает развертываться по плоскости лопатки. В импостах храма Варвары это плоскостное развертывание достигает своего максимума: между "карнизом" и оттесненным книзу поребриком помещаются пустой промежуток и широкая полоса прямоугольных впадинок (см. схему, 4). Такой же трехчастный, расчлененный валиками "фриз" встречаем у импостов храмов Спаса на Городу (см. схему, 5) и Дмитрия Солунского, в импостах последнего полоса впадинок меняется местами с поребриком и не отделяется валиком от поверхности лопаток (см. схему, 6). Одновременно наблюдаем развитие "карниза" импостов, заключающееся в укрупнении и упрощении профиля. На фасадах храма Николы в Меленках эти профили представляют собой пятиобломное чередование полочек и валиков, причем каждый облом соответствует одному ряду кладки (верхний плинт - двум рядам, см. схему, 7).

Итак, к началу 70-х годов XVII в. на основе раскреповки-импоста складывается новая форма горизонтального венчания стен, уже ничем не напоминающая "годуновские" антаблементы. Характерно, что эта новая форма впервые применяется на фасадах самых крупных храмов "ярославской школы" из строившихся в то время - церкви Николы Мокрого и тутаевского Воскресенского собора.

Если венчающий антаблемент храма Николы Мокрого является сокращенным и вместе с тем укрупненным вариантом сложившейся формы раскреповки-импоста (сокращение числа обломов в карнизе и двухчастный фриз вместо трехчастного; укрупнение достигается выполнением сильно выгнутого гуська и поребрика в кирпиче, поставленном на ребро, см. схему 8, то антаблемент Воскресенского собора представляет дальнейшее развитие формообразующего принципа. Трехобломный карниз (полочка - вал - полочка) опирается на ряд плоских консолек, опирающихся, в свою очередь, на полочку, под которой проходит заключенный в валики поребрик, вынесенный из плоскости стены нижним профилем (полочка - вал - вал четвертной) (см. схему, 9). Унаследованное от "годуновских" антаблементов сочетание выступающего карниза с плоско развернутым фризом сменяется синтезированным и расчлененным построением формы. Элементы фриза (консольки в антаблементе тутаевского собора наглядно обнаруживают свое происхождение от полосы прямоугольных впадинок), внесенные в профиль карниза, дробят и раздвигают его, обогащая чередование укрупненных обломов; при этом сами они, оказавшись в разных уровнях, не совпадающих с плоскостью стены, обогащаются несвойственной им пластической жизнью. В результате такого взаимопроникновения и взаимообогащения элементов образуется форма горизонтального венчания стен, достаточно мощная для того, чтобы протянуть ее по удлинившимся фасадам (по южному - даже без раскреповок). Создание этой формы является лишь частью того общего преобразования архитектурной поверхности, какое демонстрируют фасады Воскресенского храма.

Тутаев. Собор Воскресенский. 1670-1678 гг. Северный фасад

Если равномерное расчленение фасадов в сочетании с неравномерным распределением оконных проемов, умножение закомар и появление четвертого прясла при сохранении четырехстолпной конструкции, наконец различные деформации вертикального расчленения, если все эти приемы, порожденные новым пониманием архитектурной поверхности, свидетельствовали, скорее, о кризисе, чем о радикальном преобразовании традиционной системы оформления фасадов, и ограничивались взламыванием этой системы, то на фасадах Воскресенского храма разрушение старой и становление новой системы завершается созданием новых форм: массивного, синтезированного антаблемента и группирующихся полуколонок.

Тутаев Собор Воскресенский 1670-1678гг. Южный фасад

Полуколонки группируются по две и по три; кроме того, на южном фасаде применяются одиночные укороченные полуколонки. Все они верхним концом врезаются в нижний профиль венчающего антаблемента, начинаясь непосредственно от поребрика, а нижним концом опираются на профилированные консоли, длина которых колеблется в зависимости от числа сгруппированных полуколонок. Тройные полоколонки расчленяют фасады в соответствии с закомарным завершением, антаблемент над ними раскреповывается. На восточном и западном фасадах расчленение совпадает с пятами закомар, на каждом из продольных, имеющих четырехзакомарные завершения, - тройные полоколонки, отделяющие два восточных прясла, сдвигаются (на северном - вместе с раскреповками) к западу, причем средняя группа полуколонок вытесняется со своего места окном, расположенным почти под самой пятой закомар (окна двух средних прясел резко, но неравномерно сдвинуты к западу, тогда как небольшое окно "тайника", наоборот, оттянуто к восточному углу, а западное окно помещается в центре прясла, см. илл.).

Ярославль. Церковь Иоанна Предтечи в Толчкове. 1671-1687 гг

Расчленение фасадов тройными полуколонками, соответствующее прежнему расчленению лопатками (по-видимому, замена лопаток тройными полуколонками произошла уже на фасадах храма Николы Мокрого), на восточном и южном фасадах дополняется применением двойных полуколонок. На восточном фасаде эти группы помещаются в центре прясел, на южном - их размещение корректируется размещением окон. Так, в среднем восточном прясле южного фасада благодаря резкому сдвигу окна двойные полуколонки помещаются посередине, в восточном и западном среднем они смещены соответственно к западу и востоку, в западном, где середина занята окном, они вообще отсутствуют. Наконец, как было уже сказано, на южном фасаде применяются укороченные одиночные полуколонки (это именно укороченные полуколонки, в отличие от вынужденно коротких над крышами алтаря и приделов). Они заполняют промежутки между двойными и тройными полуколонками, но их размещение также корректируется неравномерным размещением окон. В среднем восточном прясле они асимметрично фланкируют группу двойных полуколонок, в западном - симметрично - окно, в восточном и среднем западном - остается место только для одной укороченной полуколонки (см. илл.).

Ярославль. Церковь Богоявления. 1684-1693 гг

Наиболее простая форма полуколонок употребляется на северном фасаде. Здесь полуколонки получают несколько сдвинутое книзу пятичастное расчленение поясками-валиками. На восточном и западном фасадах полуколонки одинаково расчленяются штриховыми поребриками, заключенными в четвертные валики, причем к четырем частям коротких полуколонок восточного фасада на западном - прибавляются еще две, отделенные простым пояском. На южном фасаде расчленение полуколонок комбинируется: сверху вниз идут поясок, два поребрика и дыньки, перехваченные в основаниях и посередине двойными поясками (все пояски порезаны жгутом, поверхность дынек - лепестковым узором); стволы полуколонок едва просвечивают сквозь расчленяющие их формы. Укороченные полуколонки включают по две дыньки и еще один, нижний поясок, двойные и тройные полуколонки - по четыре дыньки (см. илл.). Весь процесс формообразования разворачивается как бы на наших глазах: тройные полуколонки, сменившие лопатки, постепенно, от фасада к фасаду, дополняются двойными и одиночными полуколонками, заполняющими, наконец, фасад на всем его протяжении. Возрастание сложности применения полуколонок сопровождается усложнением их формы, причем сочетание длинных и укороченных полуколонок на южном фасаде - так же, как сравнение полуколонок восточного и западного фасадов, - показывает, что перед нами не только расчленяемая, но и наборная форма, допускающая различные комбинации и различную длину набора составляющих ее элементов.

Каждый фасад Воскресенского храма представляет самостоятельный вариант построения и применения формы сгруппированных полуколонок. Особо следует отметить оформление углов, образующее переходы от одного фасада к другому. Так, полуколонки южного фасада "перехлестывают" на западный, а полуколонки восточного - на северный; переход от южного фасада к восточному осуществляется при посредстве коротких полуколонок, почти целиком "набранных" из дынек, а от западного к северному, - напротив, при посредстве компромиссной формы полуколонок. Таким образом, все оформление как бы сдвигается по объему храма в обе стороны от южного фасада. "Мягкость", постепенность этих переходов восполняются пластической акцентировкой углов. В угловых группах крайняя, собственно угловая полуколонка заменяется крупной дынькой, опоясанной поребриком и увенчанной круглой подушкой, - эта форма отчасти напоминает кувшинообразные столбы галереи Иоанна Златоуста в Коровниках. На западных, более высоких углах такие дыньки подняты на массивные круглые столбы, также имеющие частую опояску поребриками, на восточных - несколько приспущены, и над ними помещены короткие отрезки полуколонок, как бы указывающие, что заменена не одна полуколонка, а целых три, включая и собственно угловую. Такая акцентировка углов, дополняя дифференциацию оформления, усиливает самостоятельное значение каждого фасада. С другой стороны, "мягкость" переходов от одного фасада к другому наглядно обнаруживает единство формообразующего принципа. В рамках этого принципа и построение формы, и применение ее согласованно и постепенно усложняются от северного фасада к южному, где стена предстает единым, нерасчлененным массивом, проникнутым активной пластической выразительностью.

Мы видим, что формы антаблемента и сгруппированных полуколонок разрабатываются зодчими тутаевского собора в направлении возможно более полного отделения этих форм от поверхности стены: антаблемент напластовывается на фасады, подобно тяжелому изукрашенному поясу, наборные полуколонки свешиваются с него, образуя густую и тоже тяжелую бахрому. Но одновременно зодчие применяют целый ряд приемов, определяющих совершенно противоположное отношение форм и поверхности. Это, во-первых, различные деформации: "свисающие" с антаблемента полуколонки обрываются на разной высоте; тройные полуколонки, занявшие место прежних лопаток, на боковых фасадах сдвигаются с этих мест, не совпадая с пятами закомар. Эти приемы, уже знакомые нам по применению лопаток, теперь, в отношении к наборной и явно "наложенной" форме, воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, утрачивают свою полемическую остроту. Во-вторых, объединение оформления со стеной осуществляется нарушением ритма полуколонок. Ритм, четко заданный на западном фасаде и несколько усложненный на восточном, на боковых сбивается, вследствие смещения оконных проемов; на южном фасаде чередование тройных, двойных и укороченных одиночных полуколонок служит лишь фоном, основой ритмических нарушений.

Третий прием заключается в сплошном заполнении поверхности, которое достигается уже только на южном фасаде. Оставшиеся здесь небольшие плоские промежутки между чередующимися группами полуколонок оживлены вертикальными цепочками сильно выступающих кругляшей, а два сквозных поребрика служат продолжением поребриков, расчленяющих полуколонки, и одновременно, ритмически повторяя поребрик антаблемента, приобщают антаблемент к поверхности стены.

Наконец, в числе приемов, связывающих стены и оформление в одно целое, следует упомянуть применение оконных наличников (подробное рассмотрение наличников как формы, относительно самостоятельной в общей системе декора, мы здесь намеренно опускаем). Расчлененные полуколонки этих наличников дополняют и усложняют ритмику группирующихся полуколонок, а венчающие кокошники, глубоко врезанные в тело антаблемента (открытая деформация), разрывают его непрерывность. Наличники такого типа впервые применяются на фасадах четырехстолпного ярославского храма (до этого в творчестве "ярославской школы" наличники с дифференцированным построением рамы применялись только на композиционной периферии - на фасадах крылец, галерей и приделов); между прочим, именно разрывание антаблемента является условием его применения на удлинившихся фасадах: без этих разрывов он выглядел бы чересчур монотонным.

Таким образом, последовательно развивая принцип "накладывания" форм на архитектурную поверхность, зодчие тутаевского собора столь же последовательно развивают противоположный принцип органичного единства форм и поверхности. Это единство обусловливает взаимодействие форм между собой. Иными словами, системная взаимосвязь антаблемента и сгруппированных полуколонок осуществляется не непосредственно (как в ордере), а через посредство оформляемой поверхности. Ярославские зодчие не просто отказываются от "годуновского" антаблемента и лопаток, - они отказываются от одностороннего, однозначного "ордерного" противопоставления расчленения - поверхности. Новая декоративная система складывается из двух систем: упорядочивающей и нарушающей. Каждое вновь установленное правило тут же подчеркивается отступлением от него, каждая форма несет в себе сразу два противоположных значения. Это сопоставление и взаимообогащение противоположных значений, прослеживаемое на всех уровнях организации архитектурной поверхности, сообщает фасадам Воскресенского храма напряженность пластического выражения. Фасады тутаевского собора представляют в ярославском зодчестве наиболее полное воплощение художественных принципов XVII в.

Ярославль. Церковь Иоанна Златоуста в Коровниках. 1649-1654 гг. переделки конца XVII в. Фрагмент. Фото из собр. Гос. научно-исследовательского музея архитектуры им. А. В. Щусева

Рассмотренные формы повторяются в обработке стен храма Иоанна Предтечи в Толчкове. Здесь мы опять встречаем протянутый по фасадам изукрашенный антаблемент и сгруппированные полуколонки. Однако дифференциация элементов фриза в синтезированном антаблементе сводится к заполнению промежутков профиля обронным узором: верхнего промежутка - ромбиками, нижнего - кружками, что - в сочетании с незначительным выносом - делает форму сухой и плоскостной (см. схему 10). Антаблемент протянут по всем фасадам без раскреповок, разрывы, которые подчеркнули бы его непрерывность и связь со стеной, отсутствуют. Непрерывность антаблемента нарушается только примыканием высоких приделов; на отделенном таким образом восточном фасаде он сокращается до профиля с одним фризовым промежутком, служащего продолжением узкого антаблемента приделов. Что же касается полуколонок, то форма их не варьируется по фасадам. Это длинные полуколонки, имеющие шестичастное расчленение опоясанными дыньками (двойные пояски порезаны жгутом, поверхность дынек - лепестковым узором, см. илл.). Сгруппированные попарно, они заполняют одинаковые простенки четырехоконных боковых фасадов; более широкие западные простенки этих фасадов и два средних простенка западного фасада (где три окна расположены точно под пятами закомар) заполнены каждый двумя группами двойных полуколонок, крайние простенки фасада - двумя группами тройных полуколонок (см. илл.); наконец, короткие, трехчастные полуколонки, группируясь по три, заполняют изолированный восточный фасад. Промежутки между полуколонками в группах покрываются чередующимися узорами кружков и ромбиков, обеспечивающими слитность групп.

Группы полуколонок и промежутки между ними перекрываются непрерывной цепочкой мелких профилированных кокошников, отделяющих полуколонки от антаблемента и заглубляющих украшенную полуколонками поверхность (в эту цепочку входят и венчающие кокошники наличников). Различие уровней поверхности подчеркивается тем, что узкие промежутки между группами полуколонок (все промежутки равны между собой) разбиваются на квадраты слегка выступающими рядами кладки, но широкое применение полихромных изразцов на фасадах толчковского храма почти полностью уничтожает это различие. Поставленные на угол крупные плитки изразцов, образуя сплошное заполнение поверхности - как в промежутках между группами полуколонок, так и над цепочкой кокошников, - воссоздают единство фона, противопоставленного наброшенной поверх тонкой сетке форм. Следует, правда, отметить новый эффект, возникающий благодаря применению изразцов в качестве заполнения поверхности: формы утрачивают четкий силуэт, сливаются с фоном, - этот эффект сохранился бы и в том случае, если бы темно-кирпичные фасады Предтеченской церкви были обмазаны и побелены (но в этом случае изразцы, подавив пластику, приобрели бы доминирующее значение в убранстве), - однако этот эффект не приводит к "органичному" объединению форм с поверхностью. Фасады толчковского храма напоминают, скорее, обширные цветные ковры, густо затканные мелким рельефным узором. Стены утрачивают свою архитектурную определенность, дематериализуются в совместной игре цвета и пластики.

Итак, принцип "накладывания" форм, вернее, принцип "инкрустации" архитектурной поверхности отчетливо, хотя и не совсем последовательно преобладает над принципом "органического" единства. Этим объясняется обеднение - при очевидном богатстве использованных средств - пластической выразительности фасадов толчковского храма по сравнению с Воскресенским собором в Тутаеве. Незавершенное становление формы сменяется равномерным и регулярным применением повторяющихся форм, сложное, напряженное единство - дробным и однообразным "узорочьем". Вместе с тем оформление предельно разросшихся фасадов толчковского храма определяет поворотный момент в развитии приемов "ярославской школы".

В 80-е годы XVII в., когда завершалось строительство церкви Иоанна Предтечи в Толчкове, в ярославском зодчестве продолжает применяться венчающая лопатки форма раскреповки-импоста с одночастным (церковь Вознесения) или трехчастным (собор Толгского монастыря) "фризом". Несколько раньше наблюдаем начавшееся "свертывание" формы горизонтального венчания стен, созданной зодчими тутаевского собора. Антаблемент собора Воскресенского монастыря в Угличе включает трехобломный карниз (полочка-вал-полочка), опирающийся на консольки (это - уже несущие консольки, в отличие от плоскостных консолек тутаевского собора), под которым проходит фриз крупного поребрика, отделенный от стены валиком (см. схему у 11). "Свертывание" заключается в отказе от синтезированного построения формы и в возвращении к "классической" схеме (тем не менее зодчие угличского собора применяют глубокое разрывание антаблемента венчаниями наличников, соблюдая таким образом "органичное" единство поверхности). Особый интерес в этом отношении представляет решение венчающей части стен Федоровского храма. Здесь нераскрепованный антаблемент, маскирующий, как мы уже знаем, деформацию вертикального расчленения (трехчастное расчленение фасадов лопатками - при четырехзакомарном завершении фасадов), служит опорой для очень коротких и узких лопаток с импостами в пятах закомар. Карниз антаблемента повторяет своими обломами карниз храма Николы Мокрого, а трехчастный фриз повторяет раскреповки-импосты 60-х годов (пустой промежуток, поребрик, полоса прямоугольных впадинок, разделение валиками; эта форма фриза повторяется и в импостах коротких лопаток). От последних, однако, антаблемент Федоровского храма отличается тем, что весь он - вместе с фризом - вынесен из плоскости стены мелким трехобломным профилем (в сопряжениях с лопатками этот профиль заменяется еще одним поребриком, см. схему, 8-12), напоминая решение антаблемента тутаевского собора и толчковской церкви. Таким образом, мы видим здесь компромиссную форму, совмещающую в себе плоскостное развертывание фриза с объединением карниза и фриза в пластическое целое, противопоставляемое поверхности стены.

Основное же развитие приемов оформления стен идет по пути широкого использования цветных материалов - изразцов. В отличие от сплошной инкрустации стен толчковского храма эти материалы сосредоточиваются на структурных элементах декора. Небольшие плитки изразцов применяются по "фризу" раскреповок-импостов собора Толгского монастыря (см. схему, 8-15). Изразцы образуют инкрустационные вставки на лопатках и сплошной средний пояс фриза в антаблементе Всехсвятского храма - этот трехчастный фриз своим плоскостным построением повторяет раскреповки-импосты (см. схему, 13). Сплошная лента изразцов, ничем не отделенная от плоскости стен, проходит под узким, мелко профилированным карнизом Крестовоздвиженского храма (см. схему, 14). Наконец, в оформлении фасадов храма Петра и Павла, Богоявления и при переделке фасадов храма Иоанна Златоуста в Коровниках пластическая и цветовая трактовки органично дополняют и обогащают друг друга.

Фасады бесстолпного храма Богоявления увенчаны широким изразцовым антаблементом, отделяющим двухъярусное завершение очень крупных кокошников "вперебежку" (по три кокошника в нижнем ярусе). Антаблемент состоит из карниза (гусек с двумя полочками), трехчастного фриза, вынесенного из плоскости стены трехобломным профилем, и архитрава, лежащего в плоскости стены, но отделенного от нее валиком с подрезкой (см. схему, 16). Каждая часть и каждый облом антаблемента характеризуются особым рисунком и красочной гаммой применяемых изразцов. Так, узкие второстепенные обломы имеют сплошную чередующуюся окраску: синюю, зеленую или желтую. Расчленяющие обломы полихромны: валик астрагала, отделяющего верхнюю часть фриза от средней, и четвертной валик над архитравом окрашены желтыми, зелеными и белыми спиралями; валик, отделяющий нижнюю часть фриза, украшен рельефными розетками. Иную орнаментацию имеют плоские поверхности: верхняя часть фриза заполнена желтыми и белыми овалами на синем фоне, нижняя часть фриза и верхняя широкая полочка карниза - желтыми и синими вертикальными ромбиками на зеленом фоне. Наконец, основные части антаблемента выделены наиболее сложным рельефно-полихромным узором: архитрав - разноцветными розетками, средняя, широкая часть фриза - вихреобразным лиственным узором со встречными завитками (синие, желтые, коричневые и белые на зеленом фоне), "свешивающийся" гусек карниза - спокойными желтыми и белыми пальметтами на зеленом фоне.

Мы видим, что многоцветная керамическая облицовка антаблемента заключает в себе определенную ритмику цвета и орнамента, которая не только соответствует ритмике пластических форм, но и развивает, усложняет ее. Таким образом, если в отношении пластики антаблемент Богоявленского храма в принципе повторяет компромиссную форму антаблемента Федоровской церкви, то применение цветных материалов, в силу их подчеркнутой "инородности", с одной стороны, видоизменяет форму в сторону "классической" целостности, с другой - сообщает ей внутреннюю динамику, чему способствует и появление архитрава, образующего плоскостно-цветную ступень между кирпичной плоскостью стены и рельефно-цветной пластикой антаблемента (см. илл.).

Зодчие церкви Богоявления сохраняют трехчастное равномерное расчленение фасадов храма лопатками (бесстолпный храм имеет кубический объем), однако пример одновременно строившейся церкви Петра и Павла свидетельствует о полной изжитости этого приема в ярославском зодчестве. Фасады сильно вытянутого в плане Петропавловского храма украшены вертикальными гирляндами изразцов, поставленных на угол, которые с достаточной произвольностью "развешиваются" в широких простенках, создавая легко намеченное (но не подчеркнутое) единство стены и изразцового антаблемента (на фасадах Богоявленского храма эти гирлянды "развешаны" по лопаткам). Основная же роль вертикальных элементов оформления стен принадлежит сгруппированным полуколонкам. Характерно, что теперь они применяются не по всему фасаду, а только в углах. Это уже не "свисающие" полуколонки тутаевского собора, не ковровый узор толчковской церкви - это гладкие, длинные - во всю высоту фасада - стволы, лишь с одной, несколько приспущенной дынькой, сжатые в пучки - момент сжатия подчеркнут общей опояской полуколонок и острыми промежуточными выступами стены, умножающими число вертикалей, - эти мощные и вместе с тем легкие, стремительные пучки, усиливая углы, замыкают плоскости фасадов и служат опорой для весомых раскреповок антаблемента. Новая функция сгруппированных полуколонок - функция приставленных к стене опор - фиксируется применением белокаменных лиственных капителей. Такие капители увенчивают угловые полуколонки храмов Петра и Павла, Иоанна Златоуста в Коровниках (см. илл.) и Николы Мокрого (в последнем случае капители являются поздним дополнением к первоначальным полуколонкам).

Итак, творческая работа ярославских зодчих в области оформления стен, начавшись разрушением традиционной системы расчленения архитектурной поверхности, завершилась созданием системы обрамления фасадов, совершенно недвусмысленно тяготеющего к ордеру. Мы проследили основные этапы этого процесса: переработку "годуновского" антаблемента, сохранившегося на разрастающихся фасадах четырехстолпных храмов в виде раскреповок-импостов в верхней части лопаток, тогда как сами лопатки отчетливо обнаруживают свою новую, неструктурную функцию; затем использование элементов переработанной формы раскреповок-импостов при создании синтезированной, пластичной формы антаблемента и замена лопаток сгруппированными полуколонками, заполняющими протяженные фасады; наконец, возвращение к "классическому" антаблементу, но обогащенному новым качеством пластичности, и выявление ордерной функции сгруппированных полуколонок, раздвинутых к углам, освободивших фасады.

Мы видели, что творческий поиск новых форм и приемов обусловливался отчуждением фасадов от изменяющейся конструкции четырехстолпных храмов. Очевидно, что перемещение внутренних опор и восточной стены в продольном направлении, продольное растягивание подкупольного квадрата - все эти изменения прежде всего должны были отразиться на боковых, удлиняющихся фасадах: именно здесь в первую очередь ослабевали и рвались прежние структурные связи между конструкцией и архитектурной поверхностью. И мы видели, что именно продольные фасады становились местом применения новых приемов организации архитектурной поверхности (умножение числа закомар в завершении, умножение оконных проемов, тектонические деформации лопаток, сплошное заполнение полуколонками и т. д.), которые затем, при выравнивании плана, переносились и на лицевые фасады. Таким образом, разрушение традиционной структурной обусловленности оформления стен вело к пересмотру и разрушению всей традиционной системы оформления и открывало почти неограниченные возможности при создании новой системы. Отчужденная поверхность приобретает самостоятельное значение, приобретает самоценность выражения; этим и объясняется пластическая сила новых декоративных форм и развитие принципа "органичного" единства оформления и поверхности, которое мы наблюдаем в ярославском зодчестве вплоть до постройки тутаевского собора.

Но оформление стен ярославских "холодных" храмов не сводится к выявлению отчужденности фасадов. Изменения, которым подвергается традиционная четырехстолпная конструкция, не затрагивают ее принципа, более того - приводят, как уже говорилось, к противоположному результату по сравнению с творчеством строителей московских бесстолпных храмов. Поэтому новые принципы декоративного решения фасадов, естественно и быстро сложившиеся в условиях радикального преобразования всей структуры храма, так медленно формируются и так кратковременно господствуют в ярославском зодчестве (фактически, эти принципы воплощаются в полной мере лишь на фасадах тутаевского собора). Само удлинение фасадов, являющееся прямым следствием предпринимаемых конструктивных изменений, предполагает вполне определенный и, как выяснилось, довольно узкий выбор форм и приемов при воплощении новых архитектурно-декоративных принципов. Мы сталкиваемся здесь с характерным противоречием в творчестве мастеров "ярославской школы": с одной стороны, целеустремленное наращивание протяженности фасадов, с тем чтобы художественно осмыслить и обогатить эту протяженность, с другой - неминуемые трудности такого осмысления, необходимость вырабатывать совершенно особую, в рамках архитектуры XVII в., организацию поверхности.

Таким образом, возрастающие возможности оформления отчужденных фасадов оборачиваются возрастающими структурными ограничениями, очевидно гораздо более тесными, чем в зодчестве "московских" бесстолпных храмов. Используя эти общие для эпохи возможности, преодолевая эти специфические для "школы" ограничения, ярославские зодчие создают собственный вариант оформления стен, в котором, в силу его противоречивости, с особой наглядностью преломляется повсеместно действующая логика формообразования, а медленность и постепенность осуществления этого варианта позволяют последовательно проследить весь процесс становления форм.